Настоящий спартанец

Петька лежал в своей постели и, глядя перед собой — тиская пальцами полустоячий членик, мысленно перебирал «варианты мести»... Гулять вечером Петьку не отпустили, и Артём с Мишкой напрасно прождали его у калитки почти целый час... от ужина Петька отказался сам, чувствуя себя «униженным и оскорблённым»... спать, было еще рано, но Петька улёгся «из принципа», и вот — он лежал в своей постели и, глядя перед собой, думал о сатисфакции. И хотя слова такого — «сатисфакция» — Петька не знал, но оно очень точно отражало ход его мыслей... Дело в том, что вечером Петьку пороли, причем пороли ни в фигуральном, а в самом, что ни на есть буквальном смысле, и порол его ни кто иной, как родной папаша. Петька вырывался, кричал... он просил прощения и обещал «никогда-никогда такого не делать», но всё было тщетно — ремень, раз за разом опускался на Петькину задницу, и остановить это было никак нельзя, — лёжа в постели, Петька снова и снова прокручивал в голове все детали порки, и сердце его сжималось от обиды... Как ему, Петьке, отец сказал?"Если... — сказал отец, — я еще хоть раз услышу на тебя жалобу... «И еще спросил: «Ты слышишь меня?» — словно вдруг усомнился в способности Петьки слышать... а Петька — что? А Петька, всхлипывая, отозвался: «Слышу... «И дальше... дальше, устав удерживать вырывающегося Петьку, отец отбросил ремень в сторону и, отпуская Петьку, Петьке сказал: «Еще хоть одна жалоба, и всё — отвезу тебя в детский дом! Хватит! Нормального языка ты не понимаешь — ни русского, ни английского... никакого!» А что он, Петька? А он — не отозвался... а чего было отзываться? Отвезти Петьку в детский дом отец обещал каждый раз, когда порол, а порол отец Петьку, как минимум, дважды в месяц... Конечно, русский язык Петька понимал — это отец явно преувеличивал. А что касается языка английского... во-первых, отец не знал английский язык сам, и нечего было этим корить Петьку — тыкать ему в глаза... а во-вторых, тема английского языка тоже была связана с поркой, и потому отец про английский вспомнил... специально вспомнил, потому, как предпоследний раз Петьку он порол в конце мая, и порол его как раз за то, что он, Петька, по английскому языку остался «на осень», — отца вызывали в школу и там, в его присутствии, Петьке по английскому языку давали на всё лето задание. Вернувшись домой, отец взял ремень, и... это была порка «за учебу». Предпоследняя порка.

Да, «за учёбу» — это была предпоследняя порка... А последняя порка была две недели назад — «за алюминий»: Петька и два его друга, Артём и Мишка, скоммуниздили — или, оперируя новейшими понятиями, приватизировали, что сути не меняло, поскольку и то и другое обозначало банальное воровство — у тетки Полины «кухонные принадлежности»: все кастрюли, три сковородки, две кружки, а также вилки, ложки и два ножа и, пока тётка Полина торговала на рынке семечками, всё это сдали хмурому дядьке, принимающему «цветной металл».