сгибается, продавливая путь к вагине изнутри.
— Да-а-а, — её голос дрожит, равно как и попа, ставшая большим желатиновым пирогом, разделённым пополам. Венера выгибает спину, шею. Ротик находит член.
— Любишь сладенькое? — теперь мой голос дрожит в предвкушении.
— У-гу, — урчит она, продолжая обсасывать член.
— Я тоже.
Она пока не догадывается о больших намерениях, связанных с её большой попой. Мы проделали немалый путь, чтобы прийти к тому, с чего начали. Под предлогом предстоящих анальных ласк я попросил Энжи промыть себя тёплой водичкой. Многократно залитая через клизму вода мощной струёй вылетала в стеклянную вазу, раз за разом теряя мутноватый оттенок, пока окончательно не вернулась к первозданной кристальной свежести.
Теперь отстиранное пышное сокровище возвышается над кроватью двумя округлыми холмами. Пальцы, побывавшие в клапане полых полушарьев, подтверждают теорию непорочности сосуда.
Я не зря выбрил лобок и яички, взбитые сливки густой белой тесьмой струятся из баллончика на мои гениталии, приводя Анжелу в восторг.
— Ого! — она пробует языком белый сгусток, обволакивающий головку члена. — Вкусно! — берётся вылизывать ствол, лобок и яички.
Пока сластёна урчит, как голодная кошка, я добираюсь до клапана. Аккуратно ввожу кончик баллона в анус. Выстреливаю.
Энжи вздрагивает, замирает, на секунду оторвавшись от лакомства.
Бесконечный поток взбитых сливок устремляется в её начисто выполосканный кишечник. Это длится минуту, две. Я готов ждать вечность, если понадобится. Прошу Энжи приподняться и расслабить живот. Она отпускает пресс, новый поток начинки устремляется в шоколадку. Баллон полностью вышел, содержимое остаётся лежать белой массой в большой девочке. Огромная жопина Ким Кардашьян заполнилась под завязку, девочке приходится выпячивать зад, чтобы случайно не выдавить из себя крем. Живот раздулся, слегка опустился. Я закачал в неё пару вёдер крема, не меньше, у меня палец затёк, у Энжи попа неестественно перекатывается.
— Ой, — ойкает хозяйка попы, хихикая.
Я прошу её встать, походить. Мои руки дрожат, дыхание спёрло.
Энжи медленно подымается, придерживаясь за спинку кровати. Она идёт по комнате с раздутым животом, как беременная, хихикает. Клапан надёжно удерживает белый груз, ягодицы активно помогают анусу.
Возвращается. Прошу Энжи встать в коленно-локтевую позу на кровати. Большой девочке стало определённо легче, в движениях появилась свобода. Второй баллон входит наполовину, дальше искать невытесненный объём не имеет смысла, живот Энжи раздулся, как вымя недоенной коровы. Она истекает кремом, анус конвульсивно подтягивается, непроизвольно отрыгивая сгустки крема. Я выхватываю их ртом, вылизывая на попе. Энжи стонет от каждого прикосновения, особенно когда мой язык влетает в воронку сфинктера, погружается в неё, вытягивая очередную порцию сливок.
Энжи ложится на спину, я подкладываю две подушки, одеяло под копчик. Пышные ноги взлетают вверх, складываются как при родах, шары сисек расползаются в стороны. Она усмехается по-блядски, обожаю её за эти улыбочки. Её беременный живот, заполненный взбитыми сливками, огромная жопина, удерживающая деликатес, возвышаются над кроватью, бьют в лицо природным естеством женских ляжек, растянутых в стороны, измазанных сливками.
— Кушать подано, — возбуждённо хриплю я.
В ответ располагающее хихиканье, анус хлюпает, выплёвывая тонкие полоски крема. Они сползают по