Байки о любви. История девятая

пухлые, большие, упругие, трогательные и нежные до умопомрачения, с тугими, темными сосками торчком. — Вот ты и стоишь с голыми сисями, и они у тебя самые красивые в мире... Сейчас мы поздороваемся с ними, — пел я Тане, покрывая поцелуями ее грудь и подбираясь к соскам. Таня дрожала и подвывала; я чувствовал в ней такой мощный жар, что вдохновлялся, как никогда, и боялся только оскандалиться раньше времени.

Точно также я снял с нее трусики: «а сейчас мы поздороваемся с самым интимным нашим местом... самым сокровенным, самым стыдным... между нами нет никаких секретов... (трусики поползли вниз)... гладкие бедрышки, нежные, бархатные... и попа — мягкая моя подушечка! (я развернул Таню задом к себе и целовал ее попу, спустив с нее трусы)... Вот мы и без трусиков... Мы совсем голенькие, на нас нет ни тряпочки... и мы очень красивые, ужасно, невозможно красивые, — пел я Тане, лаская ей все тело со спины, подминая груди и вжимаясь в попу членом, который я успел обнажить. Таня дрожала, выгибалась и дышала тяжело, со стоном; я видел, как сильно она возбуждена. Ничего, все еще впереди...

Я отошел от Тани и сказал: — А теперь повернись ко мне. Давай полюбуемся друг на друга. — К тому моменту я разделся догола. Странно, но я чувствовал что-то вроде смущения перед этой голой пристыженной девушкой, которую я знал только в длинных свитерах и куртках. Таня повернулась ко мне, посмотрела исподлобья мне в глаза... Ей было очень стыдно, и она даже прикрыла груди рукой, — но потом отвела ее.

Голая Таня потрясла меня. Я признался себе, что никогда не видел такого нежного и вкусного тела. Таня была большой, гибкой, упругой; ее изгибы прямо-таки светились чувственностью...

Увидев это чудо, я позабыл про все стратегии и бросился на Таню, как бешеный. Она мгновенно ответила мне; вдруг будто рухнул какой-то барьер, освободивший горячую, неуправляемую волну — и мы отдались дикому желанию, какого я еще никогда не испытывал.

Таня не знала, что делать, но страстно хотела меня — и ласкалась неистово, бешено, как зверь; взгляд ее был безумным, мутным — будто она прыгнула в бездонный омут... Я пощупал Танину пизду — она сочилась так, что сок стекал по ногам; мы сами не заметили, как очутились на кровати, впиваясь друг в друга — и я, обхватив Таню и зажав ей рот поцелуем, вошел в нее. Я думал сделать это осторожно, постепенно, чтобы Тане не было больно, — но не смог справиться с желанием и вломился, ворвался в Таню, как дикий, разъяренный самец. Таня вскрикнула — ей было больно, — но я продолжал яростно разъебывать ее, и уже через пару движений Таня с жаром подмахивала мне. Она была возбуждена так же, как и я, и еще сильнее — желание вытеснило из нее и стыд, и боль, и все на свете...

Я порвал ее целочку мгновенно, вломившись в Таню сразу, до упора; член мой был каменным, как никогда, и я, кажется,