отдайся мне...
Он не спеша ввел фаллос в сморщенное отверстие — и Камилла забилась под ним, колотя по земле ногами, руками и головой. Афраний придерживал ее руками, — «терпи, Камилла!» — и буравил ее все глубже, медленно зарываясь в горячий тугой чулок ее ануса.
Он еще не начал двигаться — а Камилла уже надсадно выла от смертной полноты, распиравшей ее до ушей, и причитала — «Афраний... Афраний... АФРАНИЙ!!!...», и вновь изливалась соками, стекавшими на траву из ее мокрого лона. Ее матка вновь дрожала в сладостном спазме, и Камилле казалось, что Афраний влез в нее целиком, надел ее на себя, как шкуру, и она заполнена им доверху, до самого горла, до макушки, и сейчас разорвется и лопнет от этой полноты на тысячи сладких клочков... «Афраний... Афраний...» — шептали ее пересохшие губы — и Камилла вилась червем, умирая от сладкой смерти в кишках и в утробе. Ее попка насаживалась на фаллос Афрания все яростнее; нежная Камилла выла зверем и казалась себе большой влажной дырой, растущей прямо из земли, из горькой травы, куда зарылось ее горящее личико...
... Они толклись и изнемогали неподалеку от дороги, не слыша цокота копыт.
Мимо них неслись трое солдат.
Это был дозор, посланный на их розыск. Солдаты скакали к вилле Грациана: префект, которому донесли о проделках Афрания в тот же день, был уверен, что Афраний прячется у старого друга.
Два солдата громко ругались, за руганью не замечая ничего вокруг. Третий, Туллий Вегеций, осматриваясь со скуки, вдруг заметил в траве ягодицы, напористо пульсирующие вверх-вниз.
Это мог быть кто угодно — но догадливый Вегеций сразу понял, кому принадлежат ягодицы и кого ебет их хозяин. Несколько мгновений в нем кипела мучительная борьба.
На одной чаше весов были награда, почет и длинный нос сослуживцам. То, что лежало на другой, было, однако, не менее весомо: Вегеций был известным распутником, а поверье гласило — всякого, кто нарушит чужую любовную игру и прогневит бога Приапа, настигнет бесплодие.
Суеверный, как и все солдаты, Вегеций ценил силу своих яиц более всего на свете — и потому прикусил язык.
Пульсирующие ягодицы остались позади, а Вегеций так и не решился раскрыть рот. Вдогонку его настиг отчаянный крик двух голосов, слившихся в терпкой октаве, и Вегеций забормотал хвалу Приапу.
— Кто кричал? — обернулся солдат, скачущий впереди. — Козодой, — ответил Вегеций...