маску, милый?
Не дожидаясь ответа она прошлась кончиком языка по тому месту, где основание члена встречается с мошонкой, а затем вновь полностью забрала хуй в рот. Панюшкин запыхтел. Ничего подобного он не испытывал никогда. Даже в молодости. Даже с проститутками. В сущности, его половая жизнь была очень бедна, даже убога. «Да, да, убога», — вдруг возникло в его сознании. Удовольствие от происходившего, приправленное легким сожалением о бесцельно потерянных годах, было настолько велико, что оттеснило на второй план даже беспокойство о судьбе семьи и своей собственной. Ему не хотелось думать, что именно происходит, что все это значит и чем грозит. Он наслаждался.
Его партнерша делала все как надо. Не задерживаясь чрезмерно на залупе, она полностью заглатывала зуй, достигая губами его основания, а носом упираясь в волосатый лобок. Александр Николаевич каждый раз блаженно щурился, ощущая, как ее глотка сокращается на его доставшей до гланд женщины головке. Все это действо сопровождалась настолько развратным хлюпаньем, чмоканьем и чавканьем, издаваемым примостившейся между его ног дамой, что уже сами эти звуки могли, казалось, возбудить даже импотента.
Случайно бросив взгляд в сторону, обмягший на диване Панюшкин увидел шокирующее зрелище — его дочь сидела в кресле напротив дивана, положив ноги на подлокотники и уже без шортиков. Она по-прежнему держала за щекой карамельку, но при это бойко орудовала правой рукой, вгоняя аж три пальца в свою щель. Поймав его взгляд, она улыбнулась и не отводя взора поднесла к своему носу измазанные соками пальцы. Некоторое время она обнюхивала их, почти касаясь кончиком носа, потом с чмоком извлекла карамельку изо рта и далеко высунув язык медленно-медленно засунула пальцы себе в рот. Они вошли глубоко, до самых костяшек и Лида принялась их демонстративно обсасывать. Оставшейся без дела карамелькой она коснулась своей щели — сначала клитора, потом прошлась по половым губам и, наконец с коротким, приглушенным из-за пальцев во рту стоном, погрузила ее в себя.
Это было уже чересчур. Не то охнув, не то застонав, перевозбужденный до крайности Панюшкин вцепился руками в прическу своей хуесоски, приподнялся и принялся активно работать бедрами, грубо засаживая хуй женщине в рот. Партнерша принимала это стоически, издовая короткие хриплые стоны и громко клокоча насилуемым горлом.
Впрочем надолго Панюшкина не хватило. Не отрывая взгляда от Лидочки, он шумно выдохнул, излился партнерше в рот и снова повалился на диван. Женщина подняла голову, сглатывая сперму и утирая перепачканное слюной лицо. В ее глазах поблескивали капельки слез и тени слегка растеклись — самую малость.
— В следующий раз на лицо, милый, ладно? — ласково сказала она.
Панюшкин застонал.
— Кто вы такие и что вы сделали с моей семьей? — глухо спросил он, глядя в сторону.
— Ну, милый, ты ведешь себя очень глупо, — обиженно и чуть приглушенно промурлыкала лже-Ирина, она снова склонилась к его члену и слизывала с него следы полового акта. — в самом деле думаешь, что твой агрегат, кому-то интересен, кроме родных?
— Правда, пап, — поддержала