коня мокрая от моей влаги.
— Девочки, ну включите же вы, наконец, коня, —
взмолилась я.
— Сама! Сама! Работай, —
размахнувшись, очень звонко и больно шлёпнула меня по попе Ольга. Что оставалось делать? Разум потерял способность управлять телом. Оно начинало жить своей жизнью. Я, непроизвольно, нервными рывками стала прогибать спину. Попыталась двигать привязанными ногами, извиваясь на вставленном в меня коне. Сейчас мне очень захотелось, чтобы он вырос.
— Девочки, умоляю, если не включаете, то хотя бы поглубже... —
я едва не заплакала.
— О-о-ох! Ну, пожалуйста! —
захныкала я.
— Надо кричать не «ОХ», а «МУ-У-У», —
погладила по спине меня Ольга.
— МУ-У-У!!! заголосила я, извиваясь всем телом. Натянувшиеся трубки стали больно дёргать молокоотсосами меня за соски.
— Яна, добавь вакуум, —
как сквозь сон, услышала я Олин голос. Соски начали жалить невидимые пчёлы. Всё поплыло перед глазами. Я кончила!
Даже не заметила, как с меня сняли молокоотсосы и развязали руки и ноги. Я мешком повалилась на бок с коня. Разбилась бы, наверное, если бы меня не подхватила Ольга. Яна тут же обернула меня простынёй.
— Леночка! Девочки дососут вас в гигиенической комнате. Так надо, —
Вернул меня к реальности голос Веры Ивановны.
Через минуту, сбросив с меня простыню и прижав спиной к стене, медсёстры жадно сосали мне груди, покусывая за соски. Положив ладони им на затылки, я прижимала их к себе, изнемогая от вновь нахлынувшей неги.
— Заднее молоко! Оно густое и самой вкусное, —
периодически отрываясь от соска, восхищалась Яна.
— Кажется, всё. Пустая, — первой оставила меня Ольга.
— Оль, ты иди. Я сама закончу, — отпустила её Яна.
Как только Ольга вышла, Яна, вдруг, навалилась на меня всем телом, ещё сильнее прижимая к стене.
— Всё равно, будешь моей! Хочу кончать от тебя, когда захочу! — страстно зашептала она мне в ухо и впилась губами мне в губы, глубоко проникая языком прямо в рот.
— Отстань! — оттолкнула я её и пошла под душ.
— Леночка, может, я посмотрю вас? — когда я уже одевалась, ко мне за ширму зашла Вера Ивановна и показала на гинекологическое кресло.
— Вера Ивановна, не сегодня, — отказалась я.
— Что ж, воля ваша, — согласилась она:
— Конверт возьмёте у меня на столе. Будет необходимость, звоните, — вышла она из-за ширмы.
А на улице бушевало лето. Я не шла, а порхала по улице, как бабочка. Опять, как после первого раза, невероятная лёгкость во всём теле. Опять летящая походка. Опять восхищённые взгляды попадающихся навстречу мужчин.