Жестоко.
— Ему сегодня вообще пришлось не сладко. — Целует.
Кладу ладонь на ее голое колено и веду по нежной шелковистой коже вверх. Зарываюсь носом в густые ароматные волосы, целую за ушком. В ответ слышу выдох:
— Я соскучилась.
— И я. Весь вечер места себе не находил.
Приподнимаю Аньку и аккуратно кладу на диван — идти куда то в лом. Стягиваю свои шаровары, оставаясь голым, потом проникаю руками под платье и медленно, смакуя, стягиваю с нее кружевные трусики.
Анька хихикает:
— Платье оставь.
— Зачем? Помнем или испачкаем.
— Вот именно. Этот урод весь вечер на него облизывался, но ему ничего не обломилось. — Пока она говорит, целую шею. Прохожусь языком от ключиц к ушку и обратно. — ... А-а мы, оставим на нем свои следы.
Звучит классно)) Всей своей твердостью трусь о ее уже мокрые губки. Оттягиваю член, и он несильно шлепает по киске, от чего Анька вздрагивает и выдыхает:
— Не томи!... Хочу!
Прицеливаюсь и одним плавным движением погружаюсь. Чувствую на лице выдох облегчения. Влажная, горячая глубина как будто засасывает. Наслаждаюсь каждым толчком. С каждым погружением стараюсь проникнуть до упора. Млею от того, как разбухший твердый член растягивает тугую плоть.
Легонько постанывает.
— Быстрее... — Ее дыхание на лице.
Ускоряюсь, проклятый диван скрипит. Контролировать себя все сложнее, и я почти не сдерживаюсь. Ей немного больно от глубины проникновения, но в стонах, срывающихся с губ — удовольствие. Платье мы точно помнем, да и хер с ним! Ведь мне можно то, чего нельзя этому уроду. Всем этим уродам, что облизываются на Анюту. Мою.
Она выгибается в ответ на мои движения, разрывает поцелуй и выдыхает в губы любимое:
— Антоша-а!...
... Как и собирались, платье мы основательно помяли и испачкали.