Наказание за наказание, или Не заказанные услуги

лапочка, мы не сделаем тебе ничего дурного.

— Я не хочу, чтобы ты видел все. Это мое, я даже маме не хочу это показывать.

— Ну, хорошо, — я сделал попытку договориться, — Что бы ты хотела взамен?

Мои слова произвели на девочку магическое действие. Она сразу перестала всхлипывать и повернула ко мне чуть опухшее личико. Слегка поколебавшись, она испуганно выпалила:

— Хочу держать его в руках и смотреть, как он истекает.

От неожиданности я представил себе это настолько явно, что тот, о ком шла речь, едва не поторопился и едва не лишил юное создание желанного зрелища.

— Сделаем проще, — решил объединить я в одном удовольствия для всех, — я позволю вам с мамой как следует связать меня, а там делайте со мной все, что сможете. Но учтите — я буду сопротивляться.

Обе проказницы настолько загорелись этой идеей, что тут же с визгом бросились обнимать меня.

— Стоп-стоп-стоп, — напомнил я, — мы еще не выполнили одно маленькое предварительное условие.

Девчонка тут же притихла, разрумянилась и непроизвольно сжала ножки. Зато мама стала очень деловитой:

— Давай, солнышко, не лишай нас обеих такого удовольствия.

— Ну, хорошо, — сказала Леночка, — только, чтобы я успокоилась и далась до конца, сначала поласкайте мои грудки.

С этими словами юная красавица опрокинулась навзничь и широко раскинула руки. Мы с мамочкой переглянулись и, молчаливо поделив между собой правую и левую прелести, окунулись кончиками пальцев, а потом и носами в душистую, по-детски сладковатую плоть. Оказалось, что слегка намечающиеся розовенькие Ленкины сосочки едва ли не самая чувствительная зона формирующегося тела. Во всяком случае, ребенок стонал и трепетал в объятиях наших пальцев и губ так, что мы уже начали опасаться за ее детский рассудок.

— Ну, все, все, хватит, — сказала, наконец, мамочка и принялась налаживать большую настольную лампу как раз напротив истомно вытянутых стройных ножек.

Увидев подобные приготовления, Леночка снова забилась мелкой дрожью, завела глазки и принялась причитать:

— Ой, мамочка, спаси, ой, мамочка, вы что — и трусики сейчас будете снимать? Ой, мамочка, мне срамно, можно я не буду раздвигать ножки?

Не обращая внимания на дочкины заклинания, мама закончила свои приготовления, включила лампу, отрегулировала свет так, чтобы он падал в нужное место, и деловито спустила трусишки вдоль бьющихся друг о дружку бледных ножек.

— Киска, а у тебя уже солидный пушок, — заметила она, — завтра будем учиться делать прическу.

Я запустил свои пальцы в открывшиеся мягкие волосики и успокаивающе положил ладонь на разволновавшийся девочкин лобок:

— Откройся нам, лапонька, — и... ты знаешь, кто тебя ждет.

Леночка слегка помедлила, потом зашептала:

— Ой, стыдно, как стыдно! — и повела... повела свои коленочки потихоньку в стороны. Слипшиеся от уже давно истекающего нектара нежные лепестки медленно разошлись, и мы увидели все — все, что так прячут бедные девушки, все, что наша Леночка так не хотела открывать нашим взорам.

— Да ты девушка, милая! — воскликнули мы в один голос, и ответом нам был глубокий, почти звериный от нестерпимого стыда стон.

— Вот вы все и видели, —