моменты вашего творчества? Такие, которые не совсем удобно обсуждать на аудитории...
— Вы считаете, что я пишу о неудобных вещах?
— Вы пишете о прекрасных вещах! Просто я не решаюсь говорить о них, вследствие моего консервативного воспитания.
— Если ваше воспитание не позволяет вам говорить о моём творчестве, то какой смысл испрашивать у меня аудиенции?
— Вы совершенно правы, от вас не скроешься. Это лишь повод. На самом деле, я просто мечтаю побыть в компании такой обворожительной творческой женщины. И в самом деле, мечтаю поговорить о вашем творчестве.
Она внимательно и задумчиво посмотрела на меня оценивающим взглядом.
— Хорошо. Завтра рано утром в Братиславском парке, пока там тихо. Сможете пробудиться пораньше?
— Ради вас я готов вообще не ложиться!
Она мило засмеялась.
— Нет-нет, это лишнее. Я буду ждать вас.
Рассыпавшись в благодарностях, я вышел, и успел увидеть, как последний из оставшихся, влюблённый в поэтессу юноша, съёжившись под её взглядом, подходит к ней.
• • •
Я постарался подстраховаться, поэтому подошёл к месту встречи минут на сорок раньше. К моему удивлению, она уже сидела на скамейке, и она была не одна. Это я заметил ещё издали. Я сошёл с прямой дорожки и стал приближаться к паре на скамейке с тыльной стороны. Сомнений не было, рядом с ней был тот самый влюблённый в неё юноша. В этот момент я испытал самую что ни на есть жгучую ревность. И когда они поднялись со скамейки и куда-то направились, я последовал за ними, стремясь быть как можно незаметнее, а говоря проще, выслеживая их. И это мне удалось, несмотря на то, что этот парк со всех сторон простреливался, и я был почти как на ладони. Они подошли к огороженному сеткой пространству чего-то спортивного. Здесь между несколькими торговыми автоматами стояла одинокая скамейка. Автоматы закрывали её с двух сторон так, что с дорожки её не было видно. Я крадучись прошёл вдоль сетки и оказался как раз за автоматами, осторожно выглядывая в щель между ними. Что делает ревность! К этому времени они уже несколько минут сидели и разговаривали, и я мог их слышать, правда, не очень отчетливо.
— Правда? И вы готовы доказать это? — послышался отчётливый голос Ларисы Сергеевны.
В отличие от неё, парень пробормотал что-то неразборчивое. Но от её ответных слов я обомлел.
— Тогда встаньте на колени! Передо мной.
Выглядывая в свою смотровую щель, я увидел, как юноша стоит перед ней на коленях, а она снимает босоножки. Я невольно оглянулся по сторонам, но утренний парк был пуст.
— Поднимите мои ноги и целуйте пальчики, — продолжала она.
Я увидел, как она торжествующе улыбается, глядя на юношу, осторожно держащего в руках её лодыжки и страстно лобзающего её пальчики.
— Оближите большие пальчики... Возьмите их в рот. Облизывайте! — прикрикнула она.
Я видел, как юноша исполняет её приказания, и офигевал.
— Хорошо... Теперь можете целовать мои ноги. Да, можно и повыше. Теперь лижите их. Вам нравится делать это?