Я вдруг поняла, что дико соскучилась по Борису, по маме, по всем тем играм и сессиям, что регулярно проходили в нашем доме.
Я хотела не того, что происходило со мной. Не нежности и ласки, а грубости и унижений. Я хотела грязи.
Трахал он меня боле менее разнообразно. Распахивал мою пизду. А я уже мечтала, что он закончит, и я смогу поехать домой и встать на колени. Получить свое и на своем месте.
Он кончил. Бросил презерватив на пол.
Мы обнимались, целовались. А я уже ничего не хотела. Он уснул. А я тихонько сбежала. Я забрала с собой полный гондон.
А дома я стояла гола на коленях, с прищепками на пизде и сосках и лила сперму из презерватива себе в рот. Боже, как это было грязно, развтратно и извращенно. Вот это ощущение, от того, что я делаю. Я смотрела нас ебя в зеркало и видела лишь шлюху.
Дрочила я секунд тридцать. Кончила бурно, играя спермой в рту, она капала на грудь, стекла на живот. Меня колотило в оргазме, болью отдавало внизу от прищепок. От того, что я резко сжала ноги. Я задремала.
Открыла глаза и увидела мать над собой. Она внимательно смотрела на меня.
— Я в тебе не ошиблась. Ты блядь. Наверное, от рождения. Теперь ты точно знаешь, чего хочешь.
Я ползала у нее в ногах, вылизывала ее обувь, целовала руки. Плакала.
Навзрыд, в голос. То ли от счастья, то ли от возбуждения.
Я как-то резко осознала чего я хочу. Где-то на заднем фоне я уловила мысль — ну, какая любовь, я хочу насилия.
Нет-нет, я жила и живу обычной жизнью, но попробовала всего очень много, пыталась быть без Хозяина и не смогла. Всегда возвращалась под ошейник. К строгому взгляду, приказам, унижению, подчинению.
Борис говорил, что я лучше матери, что совсем не чувствую рамок и табу. Действительно, я позволяла все. Что угодно. Как угодно. Главное чтобы без вреда здоровью. Группа, сдача в аренду садистам, копрофилам, любителям фистинга. Чего только не было. Мать помогала ему. Была практически моей сутенершей. Я месяц прожила у Госпожи, за меня хорошо платили, и я кончала от пыток и боли. А уж Госпожа была та еще садистка. Она говорила, что таких, как я еще не видела. Она терзала меня, отдавала своему мужу и его друзьям. У нее же я стояла под псом. Была туалетом.
Меня тошнит, когда я вспоминаю, как лежала в дерьме и моче, как меня рвало. Мне противно. Но я даже сейчас от этого возбуждаюсь. Запредельность возбуждает. Я поняла это еще тогда. Я отмывалась и ревела. А потом дрочила в душе, вспоминая до мельчайших деталей все это. После была наказана за дрочку. Меня пороли кнутом. Я долго не могла лежать на спине и нормально наклонятся. Благо шрамов не осталось. Госпожа и ее муж знали свое дело. Пороли толково.
Мама умерла. Как-то очень быстро. Сгорела. Я ухаживала за ней как могла.