Степанович порылся в кипе бумаг на столе, нашел Машину контрольную работу и показал ее девушке. — Это же совсем никуда не годится. Ни одного правильного ответа, Пономарева. Ни одного! Как Вы собираетесь сдавать экзамен, я просто не представляю.
Кислый замолчал, и, глядя в окно, барабанил пальцами по столу. Маше нечего было ответить на его, в общем-то, справедливое возмущение и она продолжала хранить напряженное молчание.
Впрочем, — продолжил доцент, — я мог бы пойти Вам навстречу. Думаете, не понимаю, — молодая, красивая, голова занята всякой любовной чепухой. Куда уж тут до высшей математики...
Девушка с удивлением посмотрела на преподавателя, еще не совсем понимая, куда он клонит. Но подобные слова в его исполнении были полной неожиданностью. Николай Степанович заметил реакцию Маши.
— А Вы меня считали бездушным зверем? — спросил он с усмешкой, которая и вовсе была для него явлением нехарактерным. — Напрасно, напрасно... Сам был молод, горяч. Да и сейчас еще в старики записываться не собираюсь. В общем, если Вы согласитесь посетить мое скромное холостяцкое жилище, мы могли бы в непринужденной обстановке обсудить Вашу дальнейшую академическую судьбу. Скажем, сегодня в шесть. Искренне хочу Вам помочь, поэтому надеюсь, что Вы отнесетесь к моему предложению с пониманием. Положению Вашему не позавидуешь, так что подумайте. Хорошо подумайте.
Изумление в Машиной душе достигло максимальной точки. Она молча смотрела на Кислицына широко раскрытыми глазами. Так вот в чем дело! Не так уж прост оказался доцент, и девушка слишком поздно поняла всю степень его коварства. Этот опытный паук долго и умело плел свои сети, чтобы в решающий момент напасть, не оставляя жертве никаких шансов.
— Итак?... — прервал Николай Степанович неловкую паузу. Несмотря на явное превосходство, в его голосе звучало плохо скрываемое волнение.
— Я подумаю, — произнесла Маша бесцветным голосом.
— Хорошо, хорошо, — улыбнулся доцент, подняв руки в знак благосклонности. — Не тороплю. И все же буду ждать сегодня в шесть. Сейчас запишу адрес...
В полной растерянности Маша дошла до дома. Ее соседка по съемной квартире, Оля, куда-то собиралась, дополняя перед зеркалом броский макияж последними штрихами.
— О, Машуха, как житуха? — бодро сказала она. Но, заметив, что на подруге нет лица, отложила кисточку и с тревогой спросила:
— Ты что это такая мрачная? Случилось чего?
Маша передала ей содержание недавнего разговора с Кислицыным. Оля возмущенно всплеснула руками:
— Вот же старый... — с чувством воскликнула она, добавив еще парочку непечатных слов в адрес доцента. — Кем он себя считает?! Да не переживай, Машка, никто тебя не отчислит, ты же на контракте. В случае чего пойдешь прямо к декану, этого извращенца вонючего за такое быстро уволят.
Оля еще раз критически окинула свой образ в зеркале и торопливо направилась в прихожую. Прежде чем покинуть комнату, она обернулась к Маше:
— Все, я побежала. Смотри мне тут, не шали, — она шутливо погрозила подруге накрашенным пальчиком. — И не забивай голову всякой ерундой! Мы еще покажем этому Кислому небо в алмазах. Тоже мне — академик затраханный !..
И она