Довлеющие фрагменты чрезмерных впечатлений

шёпота и вскрика срывается с её губ.

До сих пор не могу забыть «воспалённые» окаймления взмокшей щелки, оттопыренную мне навстречу попу. Мои пальцы, стеснённые плотью влагалища.

Так я впервые и столкнулся с эпицентром, вызывающим аберрации маминого поведения. Я так близко изучил мамину промежность, что даже спустя годы не изжил из головы все подробности, ставшие со временем волнующими.

Мне не забыть молчание, в котором я иногда заставал маму. Даже подойди я вплотную, она наверняка бы меня не заметила. Она просто не казалась собой. Я далеко не сразу понял, что же она чувствует. Лишь постепенно мне открылось таинство сексуального возбуждения. Поначалу же это казалось игрой или вроде того.

Однако если с братом мы играли в компьютерные игры (я правда больше смотрел, но и в этом была своя прелесть), то с мамой они по большей части болтали. Хотя за компьютером тоже иногда сидели. Когда Сашка не гулял с друзьями, я часто слышал с кухни мамин смех: она готовила ужин, а Сашка что-то говорил. Он как бы подменял папу, пока тот отсутствовал.

Меня, конечно, корёжило от излишних нежностей и «сюсканий». Я не протестовал, но мне и не нравилось, если, например, мама заходила в ванну, когда я там моюсь. В школе у меня уже была возлюбленная, и я мечтал о поцелуях с ней. У Сашки, впрочем, тоже была любовь, но он говорил, что «это другое». Я не желал вникать в его объяснения. Концепт «взрослой» любви был мне в общих чертах понятен, просто я не видел, каким образом он может быть применён к маме. С их слов — со слов мамы и Сани, — они этого не видели тоже. Тогда для всех нас это было будто бы очевидно.

И, помню, я сидел на толчке, а они вдвоём плескались в ванной. Не то чтобы мне было до этого какое-то дело, но они называли меня «засеря», и я не мог не огрызнуться в ответ. Поэтому я хорошо запомнил, как всё было: ногой мама отталкивает Сашку — тот тянет за неё так, что мама хватается за край ванны. Мы с братом смеёмся, и этот смех стоит Сашке подзатыльника. Странно видеть маму в таком уязвимом положении, ведь наравне с папой она всегда была для меня фигурой крайне значимой.

Омовения шли своим чередом. Наконец Сашка стоял перед ней в полный рост, пока она мыла его взбухшую, удлинившуюся пипиську. Я к тому моменту уже сделал своё дело и просто сидел на унитазе, составляя им компанию. Теперь я смеялся над Сашкой: очередь издеваться перешла к маме.

Саня то отшатывался, то выгибался дугой и неизменно тянул недовольное «нумааам». Ему хотелось, чтобы мама пососала ему, но та не спешила исполнить назойливую просьбу, ей нравилось дурачиться. («Пососи-пососи» — просил он её.) Меня смешили глупые звуки, которые губами делала мама, прижимаясь к его коже, к смешно болтающимся яичкам. «Инструмент» у Сашки стоял торчком. В конце концов из него-таки брызнули 

---

Инцест, Наблюдатели

---

Вернуться назад