Из Гёте

тихие стоны Дарьи да смачные хлюпанья раздираемой кобуры нарушали спокойную картину. Изрядно попотел Ругнов, окучивая плодородный чернозём спелой бабы.

И вдруг он забился в конвульсиях и выпустил в Дарью свой пар. Потом вынул кувалду, вытер о подол юбки, как ни в чём ни бывало застегнул штаны. Дарья тоже оправила юбку и посмотрела на него масляным взглядом светлых глаз.

— Ну, на сегодня всё, — строго заключил майор. — Допрос продолжим завтра. Лейтенант, увести!

Покачивая необъятным задом Дарья выплыла из кабинета.

Воспоминания о вчерашнем удовольствии пролили бальзам на душу майора, но заставили напрячься в другом, гораздо более значительном его месте. Там заныло, прямо засвербело. И эта маленькая интеллигентная жидовочка, всё больше раздражала майора. Но раскурочивать её сейчас он не хотел. Надо было выудить информацию. Он понимал, что даже под пытками она ничего не скажет. А значит... Значит надо было искать изощрённый подход. Сейчас же ему хотелось такой простой и тёплой Дарьи. Без заморочек и лишних слов. А с жидовочкой он ещё успеет позабавиться.

— Итак, София Марковна, расскажите о своём сотрудничестве с профессором Бибиковым Александром Ивановичем, — вдруг сказал майор.

Он опять сел за стол и уставился ей в глаза. София хотела отвести взгляд, но стальной холод будто приковал её. Она чувствовала, что её изучают, словно распластанную под микроскопом лягушку.

— Профессор — мой преподаватель... Он читал у нас лекции по литературе средневековой Европы, — стараясь говорить ровным голосом, ответила девушка.

— А говорил ли он в вашем присутствии на немецком языке? — последовал второй вопрос.

— Конечно, — София даже слегка удивилась. — Европейскую литературу нельзя представить без немецкой... И мы читали подлинники... В том числе и на немецком языке...

— Следовательно, — майор на секунду замолчал, опрокидывая в рот стакан с водой, — вы признаёте, что профессор вовлекал вас и других студентов в контрреволюционные разговоры, направленные против советского строя и государства?

— Да что за бред?! — София вскочила и возмущённо уставилась на следователя огромными тёмными глазами.

— А ну сидеть! — рявкнул он.

И когда она села, уже спокойно, со слащавой улыбкой заметил:

— Я не могу говорить бред, голубушка... Бред — это по части вашего брата-шпиона. Итак, я жду!

— Нет. Такие разговоры он с нами не вёл, — ответила София, стараясь взять себя в руки.

— В таком случае, что же он говорил? — последовал нелепый вопрос.

— Мы читали рыцарскую лирику, поэтов позднего средневековья... романтиков...

— Нет, — майор поморщился, — поконкретнее и ближе... ближе к нашему времени!

— Гёте, Кант, Шиллер... Гауф и братья Гримм... — перечисляла девушка, — правда это уже эпоха нового времени.

— Прекратите умничать! — каменные глаза колко метнулись, хлестнув девушку на расстоянии. — И всё это вы обсуждали на немецком?

— Да...

Майор что-то записал на листке.

— На сегодня вы свободны. Я вызову вас завтра. И советую подумать над тем, что вы мне сообщите, — он ухмыльнулся. — Лучше всё подписать. Вашего профессора уже никто и ничто не спасёт. Тем более, что он сам признал свою вину. Подумайте лучше о себе самой.

Потом он вновь