языком в сосок, сначала в один, потом в другой, и снова, и снова... и руки его мяли соседнюю сиську, и рядом, и плечики, и всю Жирафку...
Она засопела.
— Что ты чувствуешь?
— Не знаю... Такое нельзя описать.
— Попробуй! Вот когда я так делаю, — он всосал в себя сосок, облепил его языком и отпустил, — что чувствуешь?
— Ааах! Будто... вы меня туда током бьете. И внизу отдает... ааа!
— Нравится?
— Не знаю... Да.
— Делать так еще?
— Дааа!..
И влажный язык мучил Жирафкины соски, насосав их до стальной твердости, и они торчали из нее, как два болючих орешка, сверлили темноту горячим зудом, который чем больше утолить — тем он сильнее...
Не отрывая губ от соска, Кондор расстегнул ей брюки и потянул с бедер всю ткань, которая на них была.
— Трусики долой, — сказал он, ткнувшись лицом ей в живот. — Сейчас у тебя будет голая пися. Голенькая писюлька... Тебе стыдно, Жирафка?
— Не знаю...
— Смотри, я трогаю тебя за твою мокренькую писюлечку... Ты так течешь... хоть выкручивай тебя... Нравится? А так?
— Ааа...
Его пальцы разлепили внутренние складки и проникли, наконец в самый тайный уголок ее тела. Жирафка чуть развела ноги и покачивалась, отвечая стоном на каждое касание.
— Что ты чувствуешь? Стыдно? Стыдно девочке?
— Ааа... Немножко...
— А еще?
— Ааа... хочется... сильнее...
— Ага! Вот так? Вот тааак? — он откровенно дрочил ее, и Жирафка оплывала на его руке, еле держась на ногах. — Сейчас, сейчас будет сильнее, будет совсем сильно... Сейчас ты ляжешь, раздвинешь ножки, и я буду трахать мою зайку, мою невинную Жирафку... буду трахать в ее мокренькую дырочку, которую она подставляет мне... потому что хочет трахаться, очень, ооочень хочет трахаться...
Кондор бормотал эти шаблонные тексты и сам возбуждался от них, как от настоящего порно. Когда он освободил Жирафку от штанов — она легла на свою одежду и раздвинула ноги.
— Сильно раздвинь! — приказал Кондор, лаская ее вокруг интимного уголка. — Чтобы нутро было нараспашку. Вот так, вот тааак... — и щупал ее, достаточно ли она распахнулась. — Вот ты лежишь, Жирафка моя, с раздвинутыми ногами, голая, совсем голая, пизденкой наружу... ждешь, чтобы тебя трахнули. И тебя сейчас будут трахать, девочку мою, заебут тебя нахуй... что ты чувствуешь? Говори!
Он охрип от волнения. Жирафка не могла и не знала, что говорить, да от нее сейчас и не требовались слова — вместо них она издавала стоны, один надрывней другого, и не потому, что ей было так приятно, а потому, что... Потому что от похоти у нее было мутно в голове, и муть эта была плотней и глубже тьмы их плена. Казалось, что стонет не она, а ее тело, наласканное до сладкой боли...
Кондор расписывал на все лады, как он сейчас ее трахнет, а сам сполз к нее ногам и влепился губами в горящую Жирафкину щель.
— Иииииы! — крикнула Жирафка. — Еще! Ещееео!..
Вот это было действительно приятно — до судорог, до цветных искр в голове. В ее сердцевинке скользил влажный