Ма... = мама?

лекарства. Вот подробная схема приема по каждому препарату. Старайтесь давать их в точно указанные часы плюс-минус пятнадцать минут, но не более.

Я кивнула и с горечью посмотрела на сына. Он по-прежнему смотрел прямо перед собой.

— Пожалуй, стоит раздеться, — проговорил врач и сбросил с плеч дубленку.

Сережка тоже начал медленно расстегивать пуговицы на куртке, все еще не поднимая глаз.

— Да, это одно из наших достижений, — грустно улыбнулся врач, — с мелкой моторикой у него все в порядке. А, значит, есть шанс, что он все-таки заговорит.

— А вот это, — он протянул мне три перевязанные тонкой резиночкой для денег ампулы с прозрачной чуть маслянистой жидкостью, лежавшие в отдельном пакетике, — на случай приступа...

Он умолк.

— Какого еще приступа? — поторопила его я, глядя, как Сережка, сбросив куртку на пол, начал развязывать шнурки на ботинках.

— У него редко, но бывает, — врач отвел взгляд в сторону. — Приступы немотивированной агрессии. Мы не знаем, с чем они могут быть связаны, хотя мы наблюдали за ним достаточно долго. Вероятно, это какие-то травматизирующие воспоминания...

— Как часто у него бывают приступы? — я даже сама удивилась своему спокойствию.

— Сложно сказать, — врач почесал лоб. — Раньше бывало и по два раза в неделю, а за последние полгода не было ни одного...

— Понятно, — выдохнула я, когда Сережка стянул ботинки и снова сложил руки на коленях. На нем был темно-зеленый свитер, который я привезла ему месяц назад, и белая рубашка, которую меня попросили передать для какого-то праздника, куда меня не приглашали.

— Вот моя визитка, — врач сунул мне в руку картонный прямоугольник. Я машинально кивнула. — Если вдруг вы столкнетесь с чем-то, с чем не сможете справиться, звоните мне в любое время. Если вдруг успокоительное не подействует, вызывайте «скорую» и немедленно звоните мне.

Я снова кивнула.

— Удачи, — он коротко сжал мою руку и снова набросил на плечи дубленку.

Я открыла ему дверь. Он молча вышел в подъезд, на прощание окинул меня печальным взглядом и быстро спустился по лестнице. А я стояла на пороге и слушала, как постепенно затихали звуки его шагов. Мне почему-то было страшно просто закрыть дверь и остаться наедине со своим сыном.

Но вот во дворе глухо заворчал мотор, сухо треснула передача, будто порвалась последняя ниточка, связывавшая меня с внешним миром. И я обреченно закрыла дверь и повернулась к Сережке.

Он по-прежнему сидел на пуфе, сложив руки на коленях, и смотрел прямо перед собой.

— Кушать будешь? — я старалась говорить спокойно, но слезы душили меня.

Он не шелохнулся.

Я готова была разрыдаться, но кому как не мне знать — это не поможет.

Я взяла его под локоть:

— Ты помнишь, где твоя комната? Я все там вымыла, вычистила, расставила по полкам книги... Ты, наверное, устал с дороги? Хочешь, я помогу тебе принять душ?..

Я говорила еще что-то, пару раз даже пыталась шутить, ведя его под руку по коридору, но он не реагировал. Я завела его в комнату и усадила на кровать. И