Ма... = мама?

только сейчас заметила наглухо задернутые пыльные шторы. Как же я могла забыть? Одним рывком я распахнула их, впустив в комнату яркий солнечный свет...

И вдруг за моей спиной раздался крик. Я обернулась в недоумении. Сережка, раньше равнодушно глядевший строго перед собой и неподвижно сидевший на диване, теперь метался по комнате, будто ища убежища от солнечного света, закрывал лицо руками и истошно вопил.

Я смотрела на него в удивлении, когда он вдруг подскочил ко мне, схватил за руки и с силой потянул вон из комнаты, не переставая кричать. Я пыталась упираться, но все было тщетно — Сережка был намного сильнее меня. Сначала он метнулся в зал, но там окна тоже выходили на южную сторону — он шарахнулся от света, как от чумы, закричал еще громче и еще сильнее сжал мои запястья, от чего я тоже закричала, и направился в сторону кухни. Здесь ему снова не повезло — солнечный свет заливал кухню и накрытый к обеду стол. Сережка взвыл и потащил меня в ванную.

По пути он таки ослабил хватку, и мне удалось вырваться из его цепких рук. Не помня себя, я кинулась к тумбочке, где лежали перевязанные тонкой резиночкой для денег ампулы, схватила одну из них и бросилась в кухню, где у меня хранились шприцы. Сережка метался по тесной ванной комнате, натыкаясь то на мойку, то на ванну, то на стиральную машинку. Мои руки тряслись, запястья болели, поэтому мне лишь с третьего раза удалось отломить запаянный кончик ампулы и попасть в ее полость иглой. Конечно, половину жидкости я расплескала, пока пыталась набрать шприц, еще треть я вылила, выпуская воздух — проклятый пузырек никак не хотел покидать насиженное место возле поршня. Когда же, наконец, мне все это удалось, я ринулась к сыну. Он все еще истошно орал, забившись в нишу под мойкой. Я нагнулась к нему и попыталась вонзить иглу ему в плечо, но он дернул ногой, больно ударив меня в грудь и опрокинув на спину. И я выронила шприц.

На моих глазах выступили слезы от обиды, от жалости к самой себе и к нему и от того, что целую ампулу совсем недешевого лекарства извела впустую. И что мне теперь делать?

Сережка продолжал выть. Его надо было как-то успокоить. И тут я вспомнила...

Я поднялась на колени перед ним и протянула руки, как делала, когда он был совсем маленьким, закрыв при этом глаза. Несколько долгих секунд он продолжал вскрикивать, но с каждым разом его крики становились все тише — или это мне так казалось? На самом деле я почти ничего не слышала — в ушах стоял грохот от бегущей по венам крови. Сердце колотилось так, что казалось еще чуть-чуть, и я повалюсь замертво...

И вдруг горячее крепкое тело прижалось ко мне, сильные руки обвились вокруг моих плеч, а в шею уткнулось влажное прохладное лицо. Я обняла его. Он всхлипнул.

— Мальчик мой, ну, перестань, — шептала я. —