Елена Прекрасная

из широких штанов дубликатом бесценного груза от волнения побагровевший свой хуй и в благодарность от всей души накормил рыбку в прохладный ласковый рот, золотым колечком прильнувший к его зардевшейся в сумерках залупе. Рыбка, отсосав основательно, скромно махнула хвостиком и пообещала Ивану к осени нарожать ему таких чудо-богатырей, что любые вопросы по перевоспитанию Кащеев отпадут автоматом. Рыбка, сверкая изумрудами в короне и алмазами в глазах, уплыла, а Ванька успокоенный телом и ялдой, после прохладительного нежного миньета сладко уснул на берегу.

Сон был полезный. Он с искусностью сталеупругого питона входил в половой контакт с обоюдоострой гремучей гадюкой. Милая извивалась чёрной жалящей сталью в его объятьях и он ориентировался чутьём и небывалой сноровкой над её холодящим и возбуждающим телом. Он был готов, и в финале её тонкого продолжительного оргазма она должна была смертельно его укусить. Но он зачем-то был нужен ей живой и ей наплевать было на оргазмы. Чёрная гадюка посмотрела на прощанье ему в глаза и он проснулся. В объятиях его находился сверкающий обоюдоострый меч-кладенец.

Ванька улыбнулся доброму сну, встал и вложил меч-кладенец в ножны. До поры. «А теперь прямки к Кащею!», подумал Ванька и плюнул на пытавшийся закрасться в душу страх. «Ебётся оно в рот, хошь как хошь, а без Елены Прекрасной мне всё равно не жить!», успокоил своего страха Ванька и пошёл Кащея добывать.

Долго шёл Иван. И со счёту сбился дней, когда показался из-за вечнотемного горизонта кащеев иззубренный небом замок. И совсем к тёмной ночи подошёл Иван к замку на вблизь.

Замок был, конечно, нечего сказать — сказочный. Ни в пизду ни в красную армию...Черный перекос и галимый садо-мазохизм в архитектуре и полный пиздец в нависшей над ним атмосфере.

Ивану по хуй, и не такое видал. Он прямо вошел в ворота чугунно-перекошенные и в замок пошёл. За главным приходом коридоры в черно-галимых коптящих факелах и полное отсутствие кайфа. Коридоры долгие, только Ваньке недосуг было канителить и он рубанул сгоряча наскрозь к центру головной широкий проход. Пошатнулась слегка кащеева избёнка и тогда в самом главном зале появился перед Иваном Кащей. Такой грозный в своей грандиозности, что вроде как и самое время пора обсераться, но дело в том было, что Ваньке по-прежнему было недосуг. Поэтому он наоборот даже очень спокойный у Кащея спросил:

— Ты знаешь, как трудно и больно ей было выкарабкиваться из сраки, в которую ты их запихиваешь своей хуиной иглой?

И дальше молчал. Как будто просто молчал. Ожидая ответа себе. Но Кащей сразу своей грандиозности убавил. Но тоже похуист тот ещё и ни фига не хотел отвечать на Ванькин вопрос.

— Тогда порядок такой, — продолжил ни хуя не дождавшийся ответа Ванька. — Вот это смотри я принёс тут канители всякой доброй очень и необходимой. Вот с одного этого меча-кладенца можно было сколько колбас да сосисок нарезать. Но мы положим эти детские забавы в сторону. Я крепко накладываю на