один из детенышей, в еще непросохшей слизи, сел ей на лицо, забив ее глотку налитым мясистым членом.
«О... нет...» — ее почти подбросило оргазмом, по камням пролилось далеко отлетевшей струей, стоило дренейке ощутить этот вкус. Член гончей-гибрида был больше, несмотря на то что это была по всем меркам молодая особь, длиннее, но имел все тот же мускусный привкус, от которого ее лоно сжалось в сладкой пульсации. В луже воды между ее ног копошились последние вышедшие детеныши, а подросшие, насосавшись молока, рычали, пытаясь взобраться на свою мать.
Слизывая, впитывая молоко дренейской матери, выводок гончих скверны рос буквально на глазах, в считанные минуты достигая, по крайней мере, физиологической зрелости. Этим тварям больше не требовались какие-то феромоны, чувствительные нюхательные рецепторы лишённых глаз тварей улавливали запах дренейского женского тела, однозначно интерпретируя его как запах суки своего вида. Особенно манящим для тварей был запах желания дренейских женщин. Именно он заставил подросших тварей тут же направить свое внимание на собственную мать.
Твари скверны понятия не имели, в чем в эти секунды пыталась себя убедить героиня озаренных, но её запах буквально кричал: «Выебите меня! Разведите меня!» и эту негласную просьбу твари бросились удовлетворять с превеликим удовольствием.
Успевшие подростки твари вслепую тыкались в тело озаренной... Впрочем, скорее уже «оскверненной» дренейки, ища пристанище для своих крупных, разбухших от возбуждения членов. Впрочем, скверна затронула и эти части тела зверей — поверхность собачьих членов была нервной из-за за счёт ороговевших участков плоти. Звериная смазка, выступившая на кончиках членов существ в существ так и вовсе светилась нечестивой магией скверны. В нос любого, оказавшегося рядом с возбуждены гибрида ударил бы резкий, пахнущий псиной и гарью запах.
Впрочем, дренейские гены в гончей скверны добавили к нему ещё и нечто едва уловимое и манящее. По крайней мере для самок нового вида. С пугающей лёгкостью выводок нашёл искомое — член одной из гончих в одно движение вошёл в голодное лоно озаренной. Фактурный рельеф собачьей плоти цеплялся за чувствительные и неровные стенки влагалища паладинши, даря ему долгожданное ощущение заполненности. Ещё один любовник дренейского экзарха, не успев овладеть девушкой первым, раздосадовано пытался уместить в девушке и свой, уже второй для пизденки озаренной, член. Последние из родившихся стремительно росли — их слепые морды газели по сторонам, словно чуя и другие источники запаха возбуждённых сук.
Дренейку буквально выворачивало членами набросившихся на нее щенков; от них струился запах, который ей сейчас, тронутой скверной, казался самым желанным. Ее расширенное лоно без труда впихнуло два набухших, больших члена; псы перевернули ее на четвереньки, а она даже не заметила, как путы на лодыжках и запястьях ослабли.
— Да... — шептала она, чувствуя, как в нее извергаются потоки семени — это было до омерзения сладко, ведь она буквально только что была наполнена ими, этими щенками, а теперь они снова заполняли ее собой. Это доводило до дрожи удовольствия, буквально сводила с ума. Она задрожала, чувствуя приближение оргазма — от озаренной