после бани. После разгоряченной любовной оргии с двумя женщинами своего рода волчицами. Агес и Агелла его две очень молодые лесные теперь жены сестры и подруги. Одна мать другая дочь и обе его. Его Фероля их общего мужа. И он там, в бане, имел их обеих всю ночь. Они занимались любовью всю ночь. И он отправился потом спать, когда все расступились перед ним сами. Все кто выл вместе с ним на стоящую в небе перед грозой Луну. Все в звериных шкурах волков. Они смотрели на него, как на своего. Смотрели своими желтыми горящими в ночи жаждой голода и убийства глазами. Все женщины и мужчины. Волки оборотни. Дети теперь его матери. Той матери леса.
Вскоре ударил проливной дождь. И он отправился спать сейчас один, измотанный обрядом перевоплощения и дикой неуправляемой страстной любовью. А волчицы обе убежали в лес. Убежали обе к лесной Богине. Оставив его в этой бане уставшего от слияния с ними и измотанного неудержимой любовью молодого обращенного волка. Он очнулся лежа на полу в облике человека и поплелся в большой тот же дом, из которого его сюда притащили для обряда и лунного волчьего секса.
— Женщины! — сказал Фероль вслух — Эти женщины! Что с них взять! Посношались с ним в бане и убежали в лес, за едой, наверное!
Он вспомнил, что сказала старшая Агелла. Что-то про завершение обряда. Обряда с ним. Что это еще не все. Что нужна еще кровь. Человеческая кровь. Кровь молодому волку. Жертвенная кровь и тогда все.
Что-то творилось внутри его. Что-то там шевелилось и оживало, дикое и свирепое, но ему почему-то не казалось уже это теперь странным. Это казалось обычным теперь и обыденным. Казалось, что так и должно быть.
Фероль даже не понимал пока еще, что он уже не был теперь совсем человеком. И хотя он осознавал вполне реально, что что-то в нем сейчас не так, он все же не понимал до конца всего того что произошло с ним,
и не мог теперь уже знать, что никогда не вернется к нормальной человеческой жизни. Что стал частью этого леса и этого болота как и его эта прекрасная лесная спасительница, и хозяйка этого большого старинного бревенчатого дома. Дома серого кровожадного волка.
Он был уже не человек. И уже думал не как человек, а по-своему, по дикому, и по-волчьи.
Он слышал, как шумел дождь за окном большого главного теперь его на этом болоте дома. Теперь его семейного дома. Дома молодого волка. Волка еще не попробовавшего человеческую кровь.
Он слышал, что творилось за окнами дома. Слышал даже в громком шуме дождя. Слышал своих теперь собратьев и сестер. Там в том лесу на самом болоте. Он понимал даже их на расстоянии. Он чувствовал каждого из них. Они все ждали новой охоты. Они ждали жертву. Каждый из них. Они сюда и пришли для этого. Для совершения обряда и крови.
Ими был наполнен сейчас