Волчий хутор (военный хорор). Часть 1

на языки пламени, мечущегося в холодеющем воздухе окружающего людей леса.

Становилось заметно не по-летнему холодно. Видно перед дождем.

— Вот возьми — старший Артюхов дал сыну из угля вынутую запеченную картошку — Ешь, давай и вникай во все, что я тебе сейчас говорю. Завтра учить будет некому. Завтра немцев будем гнать из нашего села. Нам помогут наши войска. Завтра — он замолчал, про что-то думая и глядя на сына.

— Ну, давай отец учи, учи парня! — кто-то ответил, подзадорив Артюхова старшего — Он у тебя и так смышленый парень — сказал сидящий рядом с ними партизан, не знакомый Всеволоду — мы с ним уже и так провели беседу, пока ты отсутствовал. И поняли что парень что надо. Так что не бойся отец за него, не подведет.

— Подведет или нет, это мне решать — ответил недовольно Артюхов старший — А то, что говорю, должен слушать.

— Да понял я все отец! — возмущенно ответил Павел — Понял все. Все буду делать, как скажешь! Я не маленький уже!

Партизаны засмеялись и шутливо начали подначивать Павла и поддерживать его в споре с отцом.

— Ладно, хватит — ответил тихо Всеволод — Ни на шаг от меня и все — он повторил, глядя на своего почти уже взрослого сына, и замолчал, как и все, глядя на горящий яркий большой жаром пышущий костер.

В этот момент подошел односелянин с Артюховым Тимофей Кожуба. Брат младший убитого своими корешами полицаями теперь старосты Серафима Кожубы.

— Привет Всеволод — он поздоровался со старшим Артюховым — Как жизнь?

— Только держись — ответил ему Всеволод — Жену недавно схоронил в деревне. Прямо на глазах фрицев. А куда деваться раз они там стоят. Неприятно было везти ее перед этими тварями по всей деревне до кладбища, а куда денешься.

— Значит Глафира умерла? — сочувствующе вопросительно продолжил разговор Тимофей — Сочувствую тебе Всеволод. Жалко твою бабенку. Она у тебя болела долго, я знаю. Сочувствую.

— Да зиму перетянула, а летом вот померла — добавил Всеволод и замолчал, повесив голову и обнимая поникшего тоже сына

Тимофей Кожуба достал из кармана перед глазами других партизан армейскую железную со спиртом фляжку — Давай помянем ее — произнес тихо он и протянул ее Всеволод. Тот взял и молча, хлебнул из фляжки и отдал ее назад владельцу. Тимофей тоже приложился и тоже замолчал, глядя на тот перед ними в темноте яркий полыхающий языками пламени костер.

Артюхов вытащил из-за пазухи кисет с махоркой самосадом и листок рваной старой завалявшейся газеты и скрутил самокрутку. Он поджог ее от горящего костра и закурил. Самосад распространился приятным ароматным запахом по кругу вокруг костра. Тимофей тоже достал, только уже сигареты. Трофейные немецкие. Он прислонил к себе вертикально автомат к ноге ППШ и тоже закурил.

— Даже не верится — сказал неожиданно снова Тимофей Кожуба — Не верится, что брат меня предал. Предал всех нас — он посмотрел на окружение людей и на старшего Артюхова — Мне сказали про это позже, когда его убили. Может даже теперь и к лучшему. Я даже