одну руку мне под майку. Лифчиков я не носила. Он крутанул сосок и больно вывернул мне голову, продолжая целовать. Я послушно играла с его языком, и этот его запах, грубые руки, почти меня возбудили. Если бы он только не конючил как слабак. Я оторвалась от его губ и просила насмешливо:
— Какого хрена Леха, у той девки три дырки, у тебя один хуй. Так чего ты ко мне лезешь, чего не хватает?
Леха резко меня оттолкнул, стул зашатался и я свалилась на пол, смеясь в голос. Он схватил бутылку со стола и двинул в большую комнату. Заработал телик. Поднявшись, я вышла покурить и проветриться. Уже была глубокая ночь. Тишина оглушала, никто ничего не видел и не слышал. Сегодня нам везло.
Вернувшись в дом, я подкинула еще полено в печку и, захватив свою сумку, пошла в спальню. Сашка все так лежала распластанная. Куда ж она денется? Лобок красиво блестел от Лехиной спермы, лицо от слез и крови. На сиськах начинали краснеть синяки, и клитор был подозрительно красен, видимо я хорошо пустила ей кровь. Если честно, в моих глазах она никогда лучше не выглядела.
Она старалась на меня не смотреть, но дернулась всем телом, когда я провела легонько по особенно большому синяку на сиське.
— Сашка, у тебя шикарные дойки. Мне б такие, — сказала я миролюбиво. Дура зажмурилась. — Слушай, я не люблю со столбами разговаривать, так что я кляп достану. Но давай договоримся, если закричишь я тебе... м... ну скажем отрежу мочку уха. Сильно это тебя не попортит. Кому есть дело до ушей? Но будет больно. Наверное. Вообще-то я никогда это не пробовала. Самой любопытно.
Я достала тряпку и помедлила, ожидая ее крика. Но она молчала. Молодца. Я присела на кровать рядом с ней.
— Ну, ты как?
— Ты издеваешься? — прошептала она. Я подозревала, что она охрипла от всех этих своих окриков за последние несколько часов.
— Я? Нисколько. Я предупреждала, что приятного будет мало, но что если будешь хорошей девочкой, то спокойно все переживешь. И вуя ля — ты жива здорова и даже глазенками гневно на меня стреляешь.
— Ты тварь. — выдавила она.
— Угу, а ты сука опущенная, приятно познакомиться. — продолжала я улыбаться.
— Больная на голову мразь, — продолжала она.
Я вздохнула.
— Знаешь, твои обзывалки — детский сад, конечно. Но вот только от тебя конкретно я их слышать не хочу. Попридержи язык, золотце.
— А то что?
Серьезно? Сучка начинала меня выбешивать. Повернувшись, я схватилась за ее опухший раненый клитор, другой рукой положив ей подушку на лицо. Она забилась и заорала, а я продолжала впиваться в разрушенную кожу. Оставив пизду в покое, я осторожно убрала подушку. Она рыдала уродливыми глубокими всхлипами.
— А то вот что. У нас, милая, конечно свобода слова и прочая хрень. Только имей ввиду, каждый раз открывая свой поганый рот, что я только рада, когда ты даешь мне повод поучить тебя манерам. Я