Тридцать три. Части 27—28

мой член и играла мошонкой. Всё, для меня, как обычно, но у неё горячечно горели глаза, вульва взмокла и источала влекущий запах. И я развалил ей ляжки, разгрёб кустарник жестких чёрных нестриженных волос и впился в мякоть давно, а может быть и вовсе, не целованной вульвы. Воздержание вылилось на меня обильной сладковатой эякуляцией, а я, не обращая на это внимание, лизал, сосал, целовал её прекрасное лоно, с ярким мясистым гребнем и большим возбуждённым клитором, пока она не затихла. Размазывая по телу её соки и стирая их скомканной простынёй со своего лица, я прилёг рядом.

Она навалилась на меня, закрыв мне лицо шатром длинных волос и начала целовать ненадолго присасываясь, как будто пробуя на вкус. Шея, ключицы, соски. Член раздвигал ей ноги пока не упёрся в промежность. Ей было приятно чувствовать моё возбуждение, ведь именно этого она хотела — быть желанной. Но она спускалась ниже. Пупок, пах, мошонка. Яйца перекатываются у неё во рту. Присоска её губ поднимается по стволу члена к уздечке, язык облизывает головку, и она проваливается ей в глотку, резко и глубоко. Захваченный губами ствол вибрирует от возбуждения.

И вот, она встаёт. Подходит к столику и спокойно наливает на полпальца коньяку.

— Ты хороший любовник. — Мы чокаемся. — Ты действительно хочешь меня, или тебе всё равно в кого кончить?

— Зина. Зачем эти вопросы, если ты знаешь на них ответ? Сейчас, именно сейчас, я хочу тебя, и мне не обязательно кончать, для меня важнее удовлетворить женщину. Ты мне нравишься, и я хочу, чтобы ты кончала от моих ласк, и я хочу кончить в тебя. Мне нравится твоё тело, твоя вульва и я хочу войти в тебя заполнить тебя собой со всех сторон.

— О! А ты ещё и краснобай! Говори, вешай тётке лапшу на уши, мне нравится, малыш.

— Малыш?

— Конечно. Ты мне в сыновья годишься. Думаешь сколько мне лет?

— Это, в данный момент, не важно. Я вижу перед собой страстную молодую полную не израсходованного желания женщину и это главное. А возраст — всё в мире относительно.

— Ты ещё и философ?

— Я инженер и материальное мне ближе и сейчас я вижу перед собой женщину способную любить и быть любимой.

— Льстец!

Она подошла ко мне и повалилась на меня. Наши губы снова слились в поцелуе. Я просто тонул в этой женщине, хотя и не было в ней ничего, чего бы я не встречал в других. И тело у неё было не самое шикарное, но мять и тискать её груди, ягодицы доставляло мне необычайное наслаждение. Ладони как будто впитывали из неё нежность и не могли оторваться. Я перевернул её на спину и продолжая целовать такие живые и чувственные губы, коснулся пальцами клитора. Томный стон был наградой за эту попытку. Там, где раньше хозяйничали мои губы и язык, теперь разгуливали пальцы, теребя и перебирая её податливую плоть. Наконец, раздвинув гребешки губ