трупы в последнее время стал куда более разнообразным. С недавних пор в него вошли и весьма смелые постановки, ориентированные на тонких ценителей пикантных и откровенных зрелищ. А учитывая властный нрав и безудержный темперамент художественного руководителя, нетрудно догадаться, что между представлениями он частенько позволял себе в отношении артистов самый настоящий харассмент.
Оказавшись снова возле стола в своём кабинете, он прищурил взгляд, всматриваясь в циферблат настольных часов. Времени до спектакля было предостаточно, а прохлада и полумрак знакомого помещения неожиданно поспособствовали возникновению в его творческой голове определённого рода фантазий и желаний.
Директор снова окинул взором неподвижно висящие на своих крючках куклы, подошёл поближе и стал выбирать себе жертву для сегодняшних полуденных истязаний. Ему нравилось иногда их наказывать, к тому же он был уверен, что это позволяло поддерживать среди труппы свой авторитет на должном уровне.
На днях на глазах у всех он выпорол своей плёткой Арлекина якобы за то, что он недостаточно усердно лупил палкой Пьеро на прошлом представлении. Вспомнив, как тот визжал и дёргался, отчаянно пытаясь прямо во время порки снова натянуть на уже пунцовый от плётки зад свои расписные штаны, Карабас ухмыльнулся, проходя мимо него.
Потом остановился возле Базилио с Алисой и поморщился, когда снова представил, как эта блудливая парочка недавно ночью предалась грязным прелюбодеяниям прямо здесь, в этом кабинете. Разгорячившись за время представления, они ночью каким-то образом соскочили со своих крючков и оказались на любимом диване Карабаса, стоящем вдоль стены кабинета. Он застукал их, когда проходил мимо и случайно услышал, как ритмично поскрипывают старые пружины. Естественно, обоим за это тут же крепко влетело!
Следом висели куклы пса Артемона, недотёпы Пьеро и гламурной кокетки Мальвины. Встав напротив последней, Карабас стал почёсывать рукояткой плётки себя за ухом, тщетно пытаясь припомнить, когда именно в последний раз он наводил ею румянец на молочно-белых полупопиях этой заносчивой голубовласой сыкухи.
Тогда Карабас решил, что отсутствие подобных воспоминаний — это уже вполне себе повод остановить сегодняшний выбор не ней. Недолго думая, он снял Мальвину с крючка и шумно вдохнул у куклы из-под подола пахнущий нафталином воздух. Потом расставил ей ноги так, чтобы она могла стоять без посторонней помощи, поставил посреди кабинета, а сам уселся на диван и стал ждать, вертя в руках свою любимую плётку.
Уже через пару минут у куклы едва заметно шевельнулась сначала одна рука, затем вторая. Потом чуть повернулась голова. Постепенно тело куклы стало обретать всё более реалистичные черты, и вскоре она превратилась в почти настоящую девушку. С той лишь разницей, что ростом она была, как и все прочие куклы, чуть более полуметра.
Очнувшись будто ото сна, Мальвина стала озираться по сторонам. Поняв, что находится она не в театре и что до представления ещё далеко, а возле неё сидит вертящий в руках плётку полуголый Карабас Барабас, она моментально сообразила, что всё это значит, и для чего он её сейчас разбудил.
Бежать ей было некуда, а