Катя и Машка

носом, в крошечном

коридорчике, образованном выступающей дверью туалета, стояла на карачках Катя. «Что это?», — тихо сказал я. «Северный

олень», — ответила Машка. Куда Санта-Клаусу без оленя? Действительно на Катиной голове были закреплены маленькие

серебристые рожки, на шею было одето что-то вроде поводка, довершали картину наколенники и налокотники. Впрочем, нет.

Еще хвостик. Маленький олений хвостик. Я пригляделся внимательно, и понял, что это, на самом деле, последний из гирлянды

анальных шариков, подаренных Катерине три года назад. Странно, а я думал, что она их давным-давно выкинула...

Я еле сдержался, чтобы на вытащить пару шариков из Кати немедленно. Да уж, работа Машкой и Танькой была проделана

колоссальная. Идеально выбритая белая промежность с розовой полоской посредине. Маникюр. Яркий, даже я бы сказал,

броский макияж. Даже осточертевшую уже всем Катину косу она переплела как-то по-особому, с серебристым серпантином

вперемешку. Машкин костюм я уже видел, она мерила его каждый день весь последний месяц. Голубая шубейка по пояс с

опушкой, бутафорская диадема и туфельки. Длина шубейки была подобрана так, что при любом наклоне или ином движении, роскошная, с

сильно развитыми половыми губами и большим красивым клитором, Машкина пизда была видна всем желающим. Мне же выдали

ватную бороду, колпак и куртку Санта-Клауса, а также красные сапожки. Трусы и брюки мне не полагались. Танька оделась

под зайчика — трогательные ушки и три крошечных комочка голубого пуха: два на груди, один на попе.

Убедившись, что все в сборе, Машка шлепнула Катю по ягодицам и та часто засеменила в сторону коридора. Ну и я за ней.

Девчонки замыкали процессию. Я постучал в дверь соседней комнаты — наших там не было, но с соседями надо дружить.

Впрочем, сейчас студентки были откровенно напуганы странным визитом студенческой активистки. Машка достала из моего

мешка пару картинок с изображением гордого испанского мачо — подарок хозяевам. В ответ нам, конечно, налили, но

задержаться не предложили. Подцепив по дороге двух наших девушек: одна изображала рокершу в кожаных трусах, а другая

дикарку в набедренной повязке, мы спустились по лестнице на третий этаж. Здесь жили парни, и они нам были рады. Кто-то

вежливо попросил разрешения вытянуть пару анальных шариков, кто-то попытался украсть нашу дикарку. Так мы дошли до

последней комнаты на этаже. Там жил Нконо. Здоровый парень из Того. Вообще-то, по правилам, иностранцев у нас селили в

отдельном корпусе, но из каждого правила есть исключения. Таким исключением и был Нконо, знавший русский язык лучше чем

любой из нас. Как говорил он сам: «Лучше на свободе без душа, чем в гетто с душем и охраной». Ебарь Нконо был знатный.

Зашли мы к нему в гости, поздоровались, полезла Танька за открытками, а мужских, то есть с бабами — нет, кончились.

Нконо, приуныл, а Машка и говорит: «Не хочешь, мол, Катьку трахнуть?» Он аж обалдел от радости.

Катя вопросительно посмотрела на меня. Меня поразил ее взгляд: в нем не было отчаяния или страха, напротив, он был полон

какого-то внутреннего спокойствия. Я кивнул. «Смажь мне попу, пожалуйста», — она говорила так спокойно, как будто речь

шла о какой-то обыденной,