знаешь... — проворчал Бандарабан и как будто невзначай сделал несколько шагов к Алёне, которая с восхищением засмотрелась на своего Тиму.
— Да! — увлекшись, шипел отравленный Раис. — Вы, видно, наивно полагаете, что такое теперь все забыли, но одно вы слямзили у Маркина, другое — у Шер, а третье — вообще почерпнули в рассказе у Булычёва... Вам примеры привести? Я нарочно сопоставлял строчку за строчкой, вслушивался в ноты...
— Да что ты знаешь о нотах, тварь? — осадила его Бурхонова. — Ты хоть в музшколу-то ходил?
— Ничего я не ходил! Я вообще не умею ни петь, ни играть. Но имеющий уши да услышит. Ну, если мотив «Сиреневого тумана» Владимира Маркина сходится с вашим «Дымом»?! Хотите, я могу настучать... Да и текст похож...
— Ну, ты и задрот! — сказал Бандарабан, а сам подошёл к зазевавшейся Алёне на расстояние удара. — А впрочем, я так и знал, что все твои, видишь ли, претензии к нам яйца выеденного не стоят... Да мы знать не знаем, кто такой Маркин, а «Сиреневый туман» — это, если ты не знал, народная песня, известная во множестве вариантов, один из которых, возможно, случайно оказалась похожей на Томин «Дым». Как ты, гадёныш, оказался случайно похож на Петрашевского... А насчёт текста я тебе вот что скажу, герменевт чёртов. Как в музыке всего семь нот, так и в поэзии не бесконечно много вариантов тематики. Раскрою тебе секрет: всем поэтам хочется писать о любви, вере и чести. Так что ж удивительного в том, что за века сложился, в общем-то, ограниченный круг слов и выражений, служащих для художественно выразительного лирического текста об этих прекрасных чувствах? И копаться в текстах в надежде подловить поэта на том, что вот тут и вот тут он у какого-то другого поэта украл, якобы, идею, — это значит быть полным... Придурком!!!
Почувствовав, что зубы врагам он заговорил, Бандарабан сделал выпад и своей длиннющей рукой сдёрнул камеру с плеча Алёны Цыганкиной. Естественно, двухметровый мужчина никогда бы не применил силу против невысокой девушки, но тут ситуация была критической. Алёна не пострадала, лишь упала от неожиданности на одно колено. Однако она завизжала так, словно в неё вонзили раскалённое докрасна шило.
По части драк Раис был, что называется, мальчиком для битья. Но сейчас яд и злоба удесятерили его силы. Стоило его любовнице издать обиженный визг, татарин словно превратился в того самого шайтана, которого он так часто к месту и не к месту поминал. Не хуже, чем какой-нибудь Кевин Рандльман, он одним яростным прыжком преодолел расстояние до Бандарабана и сгрёб его своими жилистыми ручонками. Красивым броском через бедро он поверг человека, на две головы выше себя. Бандарабан упал в кусты, спиной на торчащий обломленный сук. Сук был очень толстым и тупым, и это спасло скрипача от чудовищной травмы, что могла привести к смерти или параличу. Рёбра он, кажется, всё-таки сломал, но перелом был закрытым. Скорчившись от страшной боли, Бандарабан