совести из-за того, как ей пришлось маневрировать среди всех этих событий, наблюдала с растущим беспокойством за сыном и гадала, чем могло быть вызвано его плохое настроение, ведь обычно он с охотой забавлялся и игрался с Фредди и Джорджем.
Потому Маргарет решила, руководствуясь, как она уверяла сама себя, исключительно материнской заботой, как можно незаметнее посетить комнату Хью в тот же вечер, чтобы выяснить, что с ним не так, — если это только нечто иное, чем просто капризы юности. То, что она могла сделать это полностью одетой, казалось, просто не пришло ей в голову, поэтому накинув на себя лишь малиновую шелковую ночную рубашку, отороченную белыми кружевами, она вошла в спальню и обнаружила своего сына лежащим на кровати в ночном белье, в совершенно сонном состоянии после ярких событий прошедшего дня.
Когда Маргарет присела на край кровати и спросила, что с ним, материнское, но вместе с тем сладострастное видéние, почти беззвучно возникшее перед ним во мраке, скорее возбудило его мысли, чем наоборот, успокоило.
— Ничего, совсем ничего, все в порядке, мама, — раздраженно ответил Хью, не сводя глаз с крупных, многообещающих и таких манящий сосков, выпирающих на шелковой ткани, которая также откровенно струилась вокруг ее бедер. Ее груди тяжело покачивались, оттеняя крутые изгибы ее полновесной попки, которую Хью уже разглядел настолько подробно, как никогда и не мечтал.
— Но ведь ты должен что-то сказать своей маме, — успокаивающе произнесла Маргарет, укладываясь рядом с ним и приподняв ноги так, что они легли в совершенно тревожной близости от его собственных.
— Ну в самом деле, мама... — начал было Хью, потому что в каком-то смысле ему захотелось остаться наедине со своими волнующими призраками того, что недавно произошло, хотя в равной степени его взволновало и теплое прикосновение ее груди к его руке. Не зная, в какую сторону повернуть, он наконец пробормотал что-то, показавшееся Маргарет слишком грустным, и, перекатившись на бедро, прижался к ней так же, как в детстве.
— Ну скажи маме, — настаивала Маргарет, которая внезапно, к своему огромному удивлению (по крайней мере, так она уверяла сама себя), почувствовала, как, прижавшись к ее животу, ощутимо напрягся молодой член ее сына, причем она отчетливо ощутила на коже его горячую головку, упорно пробивавшуюся сквозь тонкую одежду обоих.
— Ничего, — снова пробормотал Хью, хотя и более пристыженно, потому что легчайшее движение его яиц заставило их на мгновение покачнуться и соприкоснуться с густой шерсткой ее норки, чьи кудри также пробивались сквозь шелк.
— Ну что-то же случилось, — сдавленно пробормотала Маргарет. Сознавая, что ей следует вернуться в прежнее состояние, она все же не сделала этого и невольно приняла еще более расслабленную позу, которую, как она уверяла сама себя, ей не следовало бы принимать. Она чувствовала, как мгновение за мгновением член Хью, казалось, становился все больше и тверже, вдавливаясь своей длиной и прожигая своим жаром ее плоть.
— Я не знаю, — послышался приглушенный шепот ее сына,