Вечер. Синие чернила. Часть 1

Вечер синие чернила

Льет без меры за окном.

Необузданная сила

Ветром давит в старый дом.

Разговор неторопливый

Вдруг споткнулся о стакан.

Захрустел грибок сопливый.

Дернул водку. Крякнул сам.

Будто с духом собираясь,

Молодой, набычив взгляд,

Ни к кому не обращаясь,

Вдруг промолвил невпопад:

— Пуритане отдахают!

Я могу наоткровя?

Вот сижу, молчу, гадаю,

Может, всё конечно, зря... ,

Может в пьянке повредился

Захмелевшей головой,

Только я спросить решился,

Ты не смейся надо мной...

И опять дымок струится

Узкой лентой в потолок,

В тишине, ума царице,

Новой выпивки рывок.

— Закуси! — Да, вроде сыты.

Корнишончик на зубок,

И стеснения убиты.

Развязался язычок:

— Со своей у нас все гладко,

Только, как-то, не в струю.

Предложил бы, правда, Галке

Я морковину твою.

Просто так, для перемены,

Чтоб немного раскрутить:

Что ни ночь — лежит поленом,

Даже зло к другим уйти!

Может быть, хоть ты растопишь

Вечный лед в жене моей!

По загранкам — пол — Европы,

И нашел... подругу дней!..

*

Я лишился речи,

Вспомнив ладный Галкин стан,

Вспыхнул лампой в двести свечек,

Притворился, будто пьян.

А дружок потупил очи,

И обиженно ворчит:

— Только мне важнее ночи,

Тут уж вой, а то — кричи!

Так сложилось, по-дурацки,

Доигрались на троих,

Приглашал я раньше братца,

И стоял, глядел на них.

И от зрелища такого

Тонус мигом оживал,

Ведь дороже дорогого

Нежных губ жены овал!

Да и Галка заводилась

Так, что целый час подряд

То со мной, то с ним любилась

Без стеснения преград!

А теперь брательник съехал

В славный город Петроград,

Тонус сник, какое дело.

Вновь морозит Галкин взгляд.

Я, судьбой припертый к стенке,

Околесицу несу.

Молодой же пялит зенки

На потертую джинсу.

На вопрос, что поднят спьяну,

Как искать тактичных слов,

Коль штаны набухли рьяно?

Понял он: всегда готов!

Что я делаю! Охота?

После будет — горький стыд!

Не ходи, дурак! Болото!

Не кобель, по складу, ты!

«Посох» в глотку. Смачно фыркнул.

Муж сказался проводить,

Сделав знак сопеть в две дырки

И супругу не будить.

Чуть придерживая стены,

Чтобы качка унялась,

Он повел к жене замену,

Подтверждая в доме власть.

*

Она ждала, едва живая,

Так стыд и страх ее душил!

Испуг, ознобом прошибая,

Желанье жег, а не тушил,

Ушли: тревога и сомненье,

В волнах истомы поплыла,

Распались, задрожав, колени,

Едва на них ладонь легла.

Она была во всем покорна,

Куда и как ни повернусь,

И удивительно просторна,

А значит: дольше — это в плюс!

И с этой дамой я растаял!

И до того прибавил сил,

Что без числа сажал и ставил,

Ну, небывало крепок был!

Так возле часа наслаждался,

Пока в ногах не ослабел,

Пока что вздоха не дождался,

Чтоб мужа звал для этих дел.

Поднялся. Скрыла ночь румянец

За незатейливый отвод,

А он уже в дверях, поганец!

В одних трусах, мордоворот.

Тут спала ткань, и я увидел,

Такой, что вряд ли и сыскать,

Вдруг стадо стыдно и обидно:

Ну, кабы мне такую стать!

А он опять: — другие бабы

Визжат от счастья и орут!

Одна мечта, и дома так бы,

Ан нет! Её ж другие прут...

Обидно, брат, такое дело,

Когда почти что до колен

Висит с любимой мертвым телом

Ладонью неохватный хрен!

В душе сочувствие пригрелось

Тому, что третий им — запал,

Что гордость до гола разделась,

Когда жену другим отдал,

А как им быть? Навек разлука?

А если глупая любовь?

Вот это — боль! Вот это — мука!

Попортила изрядно кровь!

И не было меж них упрека,

Горячий шепот про любовь,

Да собирание по крохам

Того, что в семьях греет кровь.

Я — в коридорчик потихоньку,

Чтоб не вредить в чужой беде,

И горечь всхлипов слышал только,

Да тяжесть вздохов по судьбе.

*

Вечер синие чернила,

Затопив окно,