Шантаж

на наши объятья. Хотя неодобрение слишком мягко сказано, его лицо выражало гнев. Конечно, к шестнадцатилетней красавице дочке, кто-то посмел прикоснуться без его ведома. Лейтенант ушел, даже не попрощавшись со мной. А я с того момента уподобилась своим подругам, вздыхала, и постоянно бродила по военному городку в надежде на случайную встречу. Внутри живота порхали те пресловутые бабочки, или может плавали небольшие рыбёшки, которые, задевали своими огненными плавниками самые чувствительные точки в моём теле... Но увидеться больше не довелось. На вопрос куда делся молодой лейтенант, почему его не видно, папа небрежно отмахнулся, сказав, что он был переведен в другую часть. Да, Валеру действительно, если исходить из документов, перевели... на войну в город Грозный... Папа... Отец всегда был крут в своих решениях и чрезмерно жесток... Но я даже подумать не могла, что на столько. Валеру почти убили тогда. Он полгода провалялся в госпиталях... Теперь понятна причина той неприязни, которую я всегда ощущала с его стороны по отношению к себе... Теперь многое стало ясно...

От размышлений и воспоминаний отвлёк телефонный звонок. Как символично, Валера Долженко, словно почувствовал, что о нем думают.

— Я хочу тебя видеть.

Жаркий толчок внутри, дрогнувшие пальцы..

— Жду через два часа, там же.

— Деньги? — зачем-то напомнила я.

— Ира, приди без трусиков, если мне нужны будут деньги, я скажу.

Какой же противный звонок в этой квартире. Дверь открылась почти мгновенно и сразу же сильные руки втянули моё тело внутрь коридора.

— Ахм,

Прислонил к стене. Валерины губы целуют не прикрытую шарфиком шейку. В поцелуях чувствуется ...жажда, и какое-то отчаянье. Или это всё во мне сидит? Зачем притворяться?! Он ведь заводит меня до чёртиков. Пальцы мнут мою грудь через ткань тонкой кофточки, вторая рука задирает вверх юбку. Я всё-таки одела трусики. Не знаю, почему? Зачем этот ненужный вызов и глупость. Просто что-то внутри протестует, когда со мной так. Зачем со мной так? Ведь если со мной так, то и я тоже должна также. А я больше не хочу, больше не могу его ненавидеть!

Рычит недовольно, схватился за кружевную ткань трусиков.

— Не рви, — тихо прошу я.

И обхватываю мужскую шею руками, целую. Да, наверное, он мерзавец. Но ведь и я не лучше — избалованная маленькая принцесса, за которую всегда всё решали другие. Долженко бурно ответил на проявленную мной инициативу. Просто размазал по коридорной стенке и прижался так крепко, что заболели легкие. А может они болят потому, что его губы выпили всё мое дыхание? Пальцы заскользили по Валериной спине, пробрались под ткань рубашки. Жертва больше не хочет быть жертвой. Она хочет трахаться, ебаться, заниматься сексом, наслаждаться, любить! Руки сами потянулись к его ремню. Снова рычание на ушко. А потом мое тело, словно пушинку, перебрасывают через плечо и несут на опять-таки расстеленный диван. Швыряют. Сколько же в нём первобытной силы, мужской звериной страсти.

— Раздевайся, если не хочешь, чтобы я порвал твою одежду.

От чего дрожат