Нетривиальные похождения Робина Гуда. Глава 3: Из огня да в полымя

нечестивый положил. Кхе-кхе... И не только глаз...

Нет-нет, оправданий мне не было ни малейших. Как бы я не пытался их найти сам для себя.

Да, меня это и мучило, и грызло изнутри. То самое, что зовётся совестью. Да, мне было очень стыдно. И перед Марком, и перед мамой. И за то, что так подло обманул их... И... И... И за то, что самое страшное, — ни капельки ни о чём не жалел. Ну... В смысле хотел бы сожалеть, и рад бы сожалеть, но никак не мог. И ни черта не мог собой поделать... Мне снилась мама в моих объятиях... Мои воспоминания нет-нет, но упорно возвращали меня к тем минутам, когда она принадлежала мне. И слишком уж сладкие были эти и сны, и воспоминания. Чтобы не желать их повторения.

Мама не разговаривала со мной уже целую неделю. Да, и вообще вела себя так, как будто я пустое место. Для неё в этом доме я теперь Мистер Невидимка. Правда, Марку она все же не сказала ни слова. И я готов был за то целовать её ноги в безмерной благодарности. Даже и не представляю, как бы я смотрел в глаза ему. С мамой, так вообще, я был готов сквозь землю провалиться всякий раз, когда мы сталкивались с ней в доме.

Мы даже не пытались с ней поговорить. Ни она, ни я. А о чём нам собственно говорить?

Впервые в жизни, я мечтал, как можно побыстрее оказаться в Нью-Йорке у отца, подальше от отчего дома.

Пожалуй, не меньшие угрызение совести мучили и перед отчимом. Особенно, когда, чувствуя между мной и мамой серьёзный разлад, а мы так-то с мамой всегда дружно жили, Марк и не раз и не два принимался допытывать нас обоих, что, мол, случилось-то хоть между нами, откровенно недоумевая и строя на пустом месте самые разные догадки, как типа, этой про материнскую ревность. А ещё того хуже, когда он начинал нас мирить.

Эх... А, самое-то солёное было ещё впереди. Перчик! Клубничка! Помимо моей воли, теперь меня неумолимо влекло к собственной родительнице. Как к женщине. Это очень скверно, да. Но я до упрочнения хотел свою мать! Это была самая настоящая болезнь, наваждение. Но я больше не мог смотреть на свою маму... Ну... Просто, как на маму... Я вожделел её. И я был уверен, я знал, что, если представится случай, я без тени сомнений овладею этой женщиной.

И с каждым днём эта тёмная страсть всё более множилась и крепла во мне. Я изнывал и томился. Как там? Запретный плод сладок? Или нет удержу страсти, которую не можешь утолить?

Хм... Строго говоря, для меня всё стало хуже... Если до моих приключений на «Королеве желаний» я томился и был одержим желанием наконец-то расстаться с чёртовой невинностью. То теперь... О, насмешка судьбы, теперь я томился страстью и был одержим собственной матерью, единственной женщиной на этой планете, которая для