Разрушение идеала

не вытекло...», продолжала лежать на спине и тихо вспоминать про стыд, «неправильную измену» и, «как после ЭТОГО жить?!»

— Чего тут гадать? Живи, как жила! — посоветовал Большаков.

— Это неправильно давать, кому попало...

— Не кому попало, а только мне.

— И тебе... тоже стыдно... Я, наверное, самая развратная женщина во всём гарнизоне. Отдалась не мужу, значит — шлюха! — упрямо повторяла Елена Павловна.

— Так, не ради похоти. А чтобы родить ребёночка, — напомнил Большаков.

— Всё равно, стыдно!

Когда Большакову стали надоедать эти причитания, его подвинул невозмутимый «Я».

— Тебе стыдно, крошка, — сказал он, лежащей на столе Калиненой, — потому, что думаешь: «Я такая в гарнизоне единственная.

— Наверное, — тяжело вздохнула Калинина.

— Значит, надо сделать кого-нибудь похлещи себя, — сказал «Я»

— Это как?

— Подложи под меня одну из своих подруг. Такую, которой не надо пихаться, чтобы родить. Пусть раздвинет ноги для удовольствия. Когда это случиться, мысль, что ты самая нехорошая, у тебя исчезнет навсегда.

Чёрные брови Калининой удивлённо поползли вверх.

— Как это под тебя?

— Нет, можно, конечно под кого-то другого, но подробности ты сможешь узнать, только если это сделаю я.

— Фу, как гадко! И, не по-честному...

— Зато эффективно! — сказал «Я». — Ну, давай, продолжим.

— Ещё один раз? — он посмотрела на «Я», думая, что это Большаков. — Хорошо! Но, только один раз, и — всё!

— Почему?

— Я так решила. У нас было шесть сеансов. Остановимся на семи. И число хорошее и, я уверена, что получилось... — сказал Елена Павловна, устраиваясь на столе поудобнее.

Она лежала, слегка разведя атласные ляжки полуприкрытые подолом цветастого платья. Красивая голова в обрамлении волнистых волос смотрела на партнёра в упор. Решительности этой женщины можно было позавидовать. Но для «Я», который сменил Большакова, её самоотверженность не имела значения.

— Значит, решила закругляться? — переспросил «Я», нависая над лежащей на столе женщиной. Он, неторопливо, убрал подол платья в сторону и погладил открывшуюся пизду. — Тогда, для верности, применим самую действенную методику.

— Это какую? — насторожилась, Елена Павловна, одновременно млея от нежных прикосновений к чувственному клитору и набрякшим губкам.

— Методику, проверенную народом, — «Я» ввёл между половых губок Елены Павловны сразу два пальца и начал ими двигать, словно членом. — Этот метод называется «побудь со мною блядью!»

От слова «блядь» Елена Павловна немного дёрнулась, но вспомнила, что оно встречается даже в романе Шолохова и успокоилась. Некрасивое, но, всё же — литературное слово.

— Ты готова к блядскому разврату? — перешёл на громкий шёпот искуситель. — Приступим?

— Если у тебя остались силы... — тяжело задышала библиотекарша.

— У меня появилась цель! — сказал «Я». — Сделать тебе ребёнка. Ты ведь ради него раскорячилась на этом столе?

Елене Павловне не понравились ни слова, ни тон партнёра. Она снова нахмурила бровки и попыталась встать.

— Напрасно сердишься, — придержал её «Я». — Если хочешь иметь детей, мало подставить пизду. Надо самой ебаться во всех позах. Становись раком! Так матка ближе будет к залупе и зачатие гарантировано.

— Фу! Как грубо...

Не дав ей договорить «Я» вывалил из фирменного лифчика ошарашенной женщины тугие,