Кому на Руси жить хорошо

А ещё кто ебёт?

— Никто.

— А ну не ври мне, баба! Я тебя насквозь вижу. Знаешь небось, что я со врушками делаю?

Его голубые, как весенний небосвод, глаза пронизывали её. Она чувствовала, как горят щёки и уши.

— Свёкр, батюшка, поёбывает ещё, — пролепетала она.

— Вот стервец! — хохотнул барин. Он встал подошёл к ней и выпростал сиську. Она стояла и смотрела на его мощную безволосую грудь и цепенела.

— И как же он тебя ебёт? — не унимался барин.

— Как всех баб, так и меня: на колени ставит и отжаривает.

— И часто?

— Да пару раз за седмицу.

— А в сраку вставляет?

— Это по содомски что-ли? — ещё больше смутилась девка, — ни в коем разе, грех это!

— А залупу насасываешь ему?

— Не дай боже, это он только матушке разрешает!

— Ну а мне-то дашь себя отъебать, — и барин приблизился к ней вплотную, положив ладонь на сиську и подаивая сосок.

— Грех это, барин. Бог накажет, — промямлила она.

— Значит со свёкром ебаться не накажет? — удивленно подняв бровь, спросил Гавриил Романович.

— Так, то пиздой моей в одной семье пользуют, отец и сын — плоть от плоти. А то — на стороне.

— Вот это логика! Ну потешила, — засмеялся барин, — ну потешила!

— Ладно, иди! Тебе Агафья все покажет. А мы с тобой еще поговорим. И барин поцеловал ее в сосок и хлопнул по заду.

Потекла Настюхина жизнь в усадьбе, как ручей с пригорочка. Барин поменял всю прислугу в доме, взял все больше молодых девок, а начальницей над ними поставил солдатку Агафью, бабу сильную и дерзкую. Барин ушел весь в хлопоты: стал наново конюшню строить, псарню, да еще чудное что-то, что мануфактурой называлось. На барина Настена дивилась, не человек, а черт какой-то. И от этого боялась его сильно. Ну разве станет нормальный мужик в бочку со льдом по утрам прыгать, али по вечерам за книгами сидеть. По чести, книгу одну Настена видела, в церкви у батюшки, а у барина их много было. Она в одну раз заглянула, а там ни ангелов, ни святых, одни буквицы и те непонятные, и картинки — все кружки, квадраты, черточки. В общем был барин охальник и чернокнижник, и боялась Настена, что доведет он ее до греха. Так оно и случилось.

Раз пришла она на кухню, а там на столе абы что стоит в бумагу завернуто, вроде снежной бабы, только без глаз, носа и рук. И цвета, как снег весенний: белого с грязным. Агафья сказала, что это какой-то сахер, аж из самой Америки привезли, и приказал Гаврила Романович варенье варить. Откололи девки кусок, лизнули, и аж чуть не попадали, сладость такая, что меду с орехами вкусней. Варили они целый день варенье, а к вечеру пришла Настёне в голову мысль, как бы этой сладости Ванятке, сыночку, дать пососать, вот бы хорошо было.

Дождалась Настена, когда Агафья из кухни выйдет, и молоточком тюк-тюк и наколола сахарку, да между