Предсказание

«Дааа. Цветник еще тот» — думал Петр Петрович, пробираясь к классу сквозь заслон полуобнаженных девичьих тел.

Формально все было прилично (ну, или почти): голые ноги, руки, верхушки сисек и ничего больше, тем более со скидкой на жарищу, стоявшую весь август и не желавшую спадать в сентябре.

Но, как известно, чем формальнее приличия, тем трудней их соблюдать. «Ну нет. Обжегся уже не раз. Меня теперь на этой девичьей мякине не прове... Господи! А это еще что такое?!»

У дверей его класса стояла брюнетка.

Не то что бы самая голая или самая ногастая. Нет. Не голая и не ногастая, а просто неописуемо красивая. Черноглазая, умело и броско накрашенная принцесса «Тысячи и одной ночи», ухоженная, знающая цену своей бесценной красоте и полная ею доверху, до самых масляных с чертинкой глаз.

Судя по всему, она училась именно в его 11-м «А».

Это уже было слишком.

Петр Петрович входил на свой первый урок не строгим, уверенным в себе учителем, а нафиг деморализованным мальчишкой, готовым на любую глупость.

— Покрасовались, посверкали декольте, и хватит, — рычал он, расхаживая вдоль доски, как тигр по клетке. — Не знаю, как у вас было с Зинаидой Осиповной, а у меня все просто, как в букваре. За каждые голые ноги — к доске, плюс дополнительное задание. Закон вступает в силу со следующего урока. Вопросы есть? Вопросов нет.

Притихший класс слушал его, переглядываясь и закатывая глаза.

— У меня вопрос. Можно? — раздался хриплый голос. — А голые ноги попарно считаются, или за каждую ногу отдельно к доске?

По классу прокатилась волна хрюканья.

— Так. Ты у нас кто?

— Джим Кэрри! Джонни Депп! Лёня ди Каприо! — посыпалось отовсюду. — Фродо Бэггинс! Не, пацаны, он сам Лорд Саурон!..

— Тихо! — рявкнул Петр Петрович. Когда хотел, он мог делать это очень эффектно. Класс снова притих. — Тихо...

Через пять минут Петр Петрович понял, что у него болит голова. Через десять — что ему смертельно хочется сбежать куда-нибудь подальше. Он все время чувствовал на себе взгляд черных с чертинкой глаз, и от этого нес всякую хрень. Красавица-принцесса, вне всяких сомнений, насмехалась над ним, и Петр Петрович готов был растерзать ее за наглость и красоту.

Чтобы хоть как-то сбить этот дурной стих, он решил вызвать кого-нибудь к доске.

— Проверим, что вы помните с прошлого года. Ээээ... Хоменко!

Он специально выбрал самую невзрачную фамилию, надеясь, что на нее откликнется какая-нибудь серая мышка без бюста и голых ног.

Каков же был его ужас, когда к нему вышла сама Принцесса, сверкая своей неописуемой улыбкой.

— Чего лы... улыбаешься? — почти грубо спросил он ее.

— А что, нельзя? — нараспев спросила Принцесса, качнув бедрами.

Они у нее были крепкие, матерые, как у индийских шакти.

— Можно, если осторожно. Расскажи-ка нам, Хоменко... как тебя зовут?

— Маша, — все так же нараспев сказала Принцесса.

— Расскажи-ка нам, Маша Хоменко, о... о творчестве Блока.

— Блок — великий поэт-символист, представитель младшего поколения русских символистов, или, как они себя называли, младосимволистов, — немедленно начала Маша, не меняя интонации. — К 

---

Потеря девственности, Служебный роман, Романтика

---

Вернуться назад