Где-то на просторах бывшего СССР, суровые девяностые, зима, ПТУ.
Третьекурсник с погонялом Беляш догнал свою хохочущую одногруппницу Леру у раздевалки, обхватил за талию и поволок назад:
— Пошли, сучка, не рыпайся... щас всё всем расскажу, какая ты крыса...
Лера, не переставая звонко смеяться, вцепилась в решётку раздевалки:
— Караул! Насилуют!
Её пронзительно-звонкий голос разнёсся по пустому коридору училища.
— Пошли, — шипел Беляш, срывая с решётки руки Леры, — Ща Семёна позову, будешь знать как крысить!
Лера была высокой, страшненькой и тощей, а Беляш маленьким, прыщавым и щуплым, так что это была борьба практически равных противников. Лера продолжала смеяться:
— Ка-ра-ул, убивают!
Свитер её задрался, обнажив плоский голый живот:
— Ладно, Белый, хорош, пошутили и хватит, не брала я твой маркер...
— Не рыпайся, морда крысиная...
Сзади послышался звук каблуков по плитке.
— Беляков! — раздалось по коридору.
Беляш остановился.
— Что тут происходит? — Анна Михайловна быстро подошла, оттянула его за плечо от Леры. — Что тут происходит?! Я тебя спрашиваю, Беляков!
Лера встала ровно, оправила расписной свитер и скатавшиеся на костлявой заднице джинсы:
— Беляков опять приставал ко мне, Анна Михайловна.
Анна Михайловна вздохнула, взяла Белякова за плечо:
— Герасименко, иди в класс. Беляков, пошли со мной...
— Ну, Ан Михална...
— Пошли, пошли! Герасименко, скажи, чтоб в кабинете не шумели. Я скоро к вам зайду.
Лера побежала прочь.
— Идём, Беляков. Ты, я вижу, совсем обнаглел. Вчера Тихонову в сугробе искупал, сегодня Герасименко по полу возишь...
— Ан Михална, я не буду больше...
— Иди, иди. Не упирайся. Вчера Тихонова плакала в учительской! А, кстати, почему ты не зашёл ко мне вчера после занятий? Почему? Я же велела тебе.
— Ну, я зашел, Ан Михална, а вас не было.
— Не было? Ты и врёшь ещё очень нагло. Молодец, Беляков.
Анна Михайловна подошла к своему кабинету, распахнула дверь:
— Заходи, Беляков, не стесняйся.
Беляков медленно вошёл.
Анна Михайловна бросила ключи на стол, села, кивнула Белякову:
— Иди сюда.
Он медленно побрёл к столу и встал напротив.
Анна Михайловна сняла очки, потерла переносицу, вздохнула и устало посмотрела на него:
— Что мне с тобой делать, Беляков?
— Я больше не буду, Анна Михайловна, честное слово...
— Да, эти честные слова твои, сколько раз я их уже слышала... — усмехнувшись, она встала, подошла к окну, зябко повела полноватыми плечами. — Что у тебя вчера с Тихоновой вышло?
Беляков замялся:
— Нууу... я прооосто...
— Что, просто? Просто обидел девочку? Так просто — взял и обидел!
— Да я не хотел... просто мы в снежки играли, а она мне в лицо попала...
— И за это надо было насыпать ей снега за шиворот и в сапоги?
— Нууу... так вышло...
— Поэтому ты ей юбку задирал?
— Да я не задирал... просто...
Анна Михайловна подошла к нему:
— Задирал, Беляков, ещё как задирал. Но зачем? Зачем?
— Не знаю...
— Но цель-то, цель-то была какова? Ты что, хотел посмотреть, что под ней?
— Да нет...
— Ну а зачем тогда задирал?
— Не знаю...
— Просто хотел посмотреть, что под юбкой? Ну-ка по-честному! А?!
— Да...
Анна Михайловна засмеялась:
— Какой ты глупый... Что