Воротынские и К... (быль)

Женщина, овладевшая мужским телом,
мечтает овладеть и всем его состоянием,
а мужчина, овладевший женским телом,
мечтает овладеть телами всех ее подруг
и знакомых женщин. (автор)

Когда я прибыл на Тихоокеанский флот, и был назначен начальником химической лаборатории на одном из объектов химической службы флота, то вместе с молодой женой приехал на станцию Линда, где мне предложили одну из комнат в трехкомнатной квартире, где проживала семья одного из сотрудников ближайшего объекта. Тут же познакомился с соседями на площадке второго этажа дома, которые ранее здесь поселились, так как муж соседки капитан третьего ранга Воротынский был назначен начальником воинской части на этой же станции. Моя жена Людмила, двадцатилетняя шатенка с тонкой талией, стройными ножками, обворожительными широко открытыми глазами, еще больше открыла их, когда жена соседа Шурочка-непоседа, как между собой мы скоро стали ее называть, так как она крутилась в разные стороны, словно писала контрольную работу в школе.

Она вдруг юркнула в нашу дверь и, войдя в комнату, стала учить мою жену куда, что и как расставить, хотя ее об этом никто не спрашивал. Шурочка была среднего роста, ниже моей Людмилы, но старше ее на целых два года, что заставляло ее командовать нами, как малолетками, в младших классах пионерского лагеря. Шурочка с явно выраженными чертами лица, смахивающими на лицо татарки, которой она и оказалась, живо жестикулировала своими короткими ручками, подмигивая раскосыми глазками моей жене, которые она застенчиво опускала, глядя на меня. У нее была пухленькая грудь и солидные ягодицы, которые нередко были одним из предметов активного ухаживания за ней офицерами с объекта мужа.

Людмила, по сравнению с ней, выглядела стройной худышкой с прямым небольшим носиком, ушками-игрушками,, узкими губками, окрашенными легким тоном светлой помады и большой копной волос на голове. Ее иногда принимали за цыганку, но тут же убеждались в правильных чертах лица русской женщины, к тому же рожденной в Питере в семье русских поселенцев еще со времен Петра Великого. Она ходила так, что мужчины, прищелкивая языками, называли ее павой. Да, в ней было что-то от павлина, ибо всякий, кто попадался ей навстречу, вскоре останавливался и смотрел ей в след, что нервировало меня, и я, иногда, показывал смотрящему фигу. Людмила ругала меня за такое невежество, но походки своей не меняла. Когда я представил ее своей матери при первом нашем знакомстве, мать только поджала губы и тихо в сторону сказала: «Ох! И намучаешься ты с ней!». И я иногда вспоминал ее слова, видя, как некоторые мужские взгляды почти раздевают мою жену, проходящую мимо нас. Людмилу я увел у стареющего директора одного из трестов в Питере, у которого она работала секретарем-машинисткой.

Все говорили, что тот был ее любовником, так как одевал ее с иголочки самыми модными тряпками, а тут вдруг появился какой-то питерский курсант пятого курса и увел его радость и надежду в жены будущего офицера флота. Людмила была похожа на женщину Высшего Света, а