Игра в жизнь

двери в Элькину палату.

— Ну какие же все-таки, блин, суки водятся на свете!..

— Да. Самое смешное, что он спас мне жизнь.

— Эль! Ты уверена, что ты...

— Уверена.

— Наверно, ты просто потеряла сознание...

— Костя, нет! ЭТО не спутаешь. Я... я была там.

Костя, долговязый медбрат, внимательно смотрел на нее.

Эль утопала в подушках и одеяле, как галчонок в снегу. Осунувшееся лицо, недавно живое и свежее, кололо нервы пронзительными остатками красоты. После многочисленных облучений Элькина пушистая голова превратилась в бильярдный шар с большими серыми глазами.

— Я была там. И он меня вытолкнул обратно.

— Но это невозможно. — Костя зашагал из угла в угол. — Это ненаучно, это...

— Где-то я читала, что сама жизнь ненаучна. Плавала в воде всякая химия, и вдруг — бац! — жизнь. Так не бывает.

— Ээээ...

— Кость, — Элька заговорила тише. — Костя... Ты ведь будешь дежурить?

— Что за вопрос? Конечно, буду.

— А... ты же один теперь будешь?

— Ну... Василича, как откачают после инсульта, в матросскую тишину упекут. Кого-то вместо него поставят, конечно. А что?

— Понимаешь... — Элькин голос звучал глухо, будто она поперхнулась и не могла прокашляться. — Вот сейчас он меня, можно сказать, спас, но все равно это — отсрочка. Все равно вот-вот я... Спасибо — хоть не больно, а то другие вон на капельницах... Сколько мне осталось? День? Два? Три?

— Ну, в общем, да, — сказал Костя, помолчав.

— Кость... Я понимаю, что ты не сможешь со мной быть все время. Но... если это произойдет, когда ты будешь... В общем...

— Что?

Костя пристально посмотрел на нее. Потом отвернулся:

— Ты с ума сошла?

— А что может быть хуже? Чем я рискую? — вдруг крикнула Эль. — Репутацией? Покойная была такой блядью, что даже после смерти путалась с персоналом?... Прости, я не хотела. Уже и не помню, когда последний раз кричала. Так разоралась, что даже охрипла.

— И ты меня прости.

— Тебя-то за что? Ну ладно...

Они помолчали.

— Так ты согласен? — спросила Эль, исподлобья глядя на Костю.

— Да. Давай не будем об этом.

— Давай... Понимаешь, я ведь и не жила почти. Василич меня, между прочим, девственности лишил. Восемнадцать лет... и сейчас мне кажется, что все они были большой вонючей больницей, хоть я болею всего-то полтора года... Я... ну ладно. Не будем — так не будем. Поставь, что ли, Century Child. Негромко, а то персонал огорчится.

Костя дежурил у Эль каждую ночь, отсыпаясь по утрам, когда за нее бралась медицинская братия. Никаких датчиков в хосписе не было, и, чтобы не уснуть, Костя совал в уши наушники с Rammstein, Black Sabbath и прочим хардкором.

Это случилось на четвертые сутки — в три часа ночи, как и тогда. Эль спала, и Костя не то что бы увидел, а скорей почувствовал что-то странное, будто в палате застыл воздух.

Вынув наушники (воющий риф продолжал сверлить мозг), он нагнулся к спящей Эльке. Она не дышала. Пульса не было.

«Господи» — ревели в нем гитары, вибрируя с нервами вперемешку. «Что? Все? 

---

Потеря девственности, Случай, Романтика

---

Вернуться назад