Игра в жизнь

тебя так зовут? — спросил Костя. Ему жадно хотелось утопить ее в облизываниях, и он решил сменить тему.

— Сокращенно от Ариэль. Это мое полное имя. Я русалочка, между прочим! У меня и волосы когда-то...

— А почему тебя так назвали?

— Мои предки были странные люди. Когда рожали меня — бредили диснеевскими мультиками. Хотели, чтобы у них была дочь Ариэль и сын Эрик. Эрику повезло больше меня — он родился мертвым. Когда выяснилось, что у меня неоперабельный рак, папа взял да и умер от сердечного приступа. Впечатлительный был. Мама пережила его на три месяца. Решили в связи с моей болячкой взять бессрочный отпуск. Я даже обижена на них, представляешь...

Костя не знал, что говорить, и молча гладил Эль по глянцевой голове.

— Кстати, ты можешь делать это со мной не только, когда я умираю или умерла, — сказала Эль, глядя в сторону.

— Гладить по голове?

— Ты понял меня! — сердито буркнула она.

— Понял. Твоя правда.

Он сделал это с ней вечером того же дня. Когда они остались одни, Костя раздел Эль догола и обцеловал сверху донизу. Пристыженная Эль сопела, глядя в потолок. Потом он лизал ей промежность, пока она не потекла так же сильно, как ночью, и потом долго, долго растягивал узкое влагалище, то набрасывась со страстью на худенькое тело, то застывая в блаженной тоске близости и слушая, как Эль всхлипывает от впечатлений.

Этот вечер закрепил то, что случилось ночью, и чего ни в коем случае нельзя допускать медбрату хосписа: Эль прорвала брешь в Костиных нервах и проникла вовнутрь, в самую сердцевину. Теперь ее смерть стала невозможной, как своя собственная. А это было нельзя, потому что не сегодня-завтра...

— А может, я не умру? Может, любовь отпугивает смерть? — жалобно спрашивала Эль, обвивая ногами Костины бедра.

Прошло пять дней. Эль больше не пыталась умереть.

Изможденный Костя оставил ее, наконец, на ночь и проспал 16 часов. Бледный, как страшилище, с синяками под глазами он ворвался к ней в палату в 22.35 и кинул тяжелый взгляд на койку.

— Привет, — подмигнула ему Эль. — Выспался?

Почти все время они совокуплялись. Эль обжиралась сексом, будто хотела наесться впрок на все непрожитые годы сразу. Вначале она, опустив голову, гундосила — «Кость!...» и тыкалась макушкой ему в живот. Через три дня она уже без всяких церемоний стягивала с него штаны и заглатывала уставшее Костино хозяйство, высасывая из него остатки похоти. Костя старательно трахал ее по два-три раза в день, растягивая свежее влагалище. У Эль даже немного выросли груди — случай, с точки зрения медицины уникальный, как считал Костя.

— Ты знаешь, что я эксгибиционистка? — шептала ему Эль, всунувшись в самое ухо. — Тайная. Никогда не делала этого, но всю жизнь мечтала.

— Что мечтала?

— Ну... у меня такая фантазия есть — что я голышом на людях, и все меня видят. Подходят ко мне, хватают за все... ну, и это... А я не могу ни одеться, ни спрятаться. Конечно, я 

---

Потеря девственности, Случай, Романтика

---

Вернуться назад