Мария

говорила, «распыляются вредные газы», тогда после нее туда нужно было с противогазом; в ванной стояла стиральная машина, но стирать нельзя, только идти вниз, в прачечную. Также обстояли дела с водой для питья: нельзя использовать фильтр, в который нужно наливать воду из-под крана, — можно только покупать внизу у автомата, наливающего воду в пятилитровые бутылки.

Но рабство продолжалось не целыми днями. Когда телевизор ее завлекал скучными сериалами о тяжкой судьбе молодой девушки, ему удавалось уединиться в комнате в тишине и читать книгу, за столом делать уроки под свет компактной лампы, глядеть в окно на гуляющих под осенними листьями людей, одетых в пальто и теплые шапки.

К октябрю небо побледнело, даже реже стали появляться самолеты, боясь замерзнуть. Деревья за все лето высохли, кажется, даже сгорбились от усталости и играли последний аккорд желтыми и красными пальцами под скрипку ветра. По утрам хрустели слои льда на лужах. Над асфальтом опавшие листья переселялись с одной стороны улицы на другую, пролетая под колесами проезжающих машин. До зимы было далеко, но прохлада уже пришла и пыталась ветром сорвать шапки, проникнуть под куртки, кофты.

Когда рассказал он о хозяйке и ее утреннем кроссе с кровати до туалета, Мария ухмыльнулась. Он не очень-то весело воспринимал старческий недуг хозяйки, который застанет и его в старости, но сам тоже засмеялся. Давно он не видел ее улыбки, не слышал смеха, но тут же к ее лицу вернулось молчание.

Ветер поднял под ними листья, закружил. Она вытащила из сумки желтый шарф, который он давно не видел. Воспоминания мутно всплывали, когда он смотрел на нее и осенние деревья.

— Как тебе жить с хозяйкой? Интересно? — спросила она, помешивая кофе тоненькой пластиковой палочкой: они зашли в кофейню, чтобы спрятаться от холода.

— В целом, если из носа исчезнет запах старухи, то не так плохо.

В кафе было светло, от чего их и потянуло туда. Когда они вошли, поздоровались с официанткой и прошли в дальний, уныло освещенный уходящим солнцем столик; потирая для разогрева руки, читали меню с бесконечным количеством кофе и десертов; сказали свой заказ девушке лет девятнадцати, с светлыми короткими волосами, в сером переднике и светлых джинсах; и посмотрели в окно.

— Не хочется возвращаться в комнату, — сказал он.

Не поворачивая головы, она посмотрела на него и повернулась обратно.

— Рано или поздно, придется, — спокойно сказала она.

Потом она посмотрела на него, словно увидела впервые. Ее взгляд был пронзающим и любопытствующим, каким он его никогда не заставал и даже не видел в мечтах. Она смотрела на него с состраданием.

— Мне тоже не хочется возвращаться в общагу. Просто... — сказала она и вновь уставилась на проходящих мимо окна кафе людей. — Давай не будем об этом.

В последствии я не видел ее около года. Ее глаза потускнели, из-под розовой шерстяной кофты виднелись ее худые плечи, шея стала тоньше и бледнее. Но для него выглядела также прекрасно. У него не хватило смелости