отстояв изрядную очередь, на Верхнем пруду...
... Не уверен, но сейчас доступ к нему, кажется, закрыт. Ведь помимо пруда, там еще есть и старая Усадьба. Покопавшись потом в архивах, выяснил; она принадлежала Толстым — родителям Льва
Николаевича. И вроде даже там сохранился уникальный (по преданиям) диван, на котором он и был зачат. Лев Николаевич.
Но нам тогда было на эти факты наплевать. Потому что под вечер вода в пруду застыла. И застыло всё в природе...
Мы уже год как закончили школу. Мужиков, среди них и я, оставалось мало. Военкомат ударными темпами собирал призывной урожай.
Что касается меня, то я находился в воздушном состоянии, подвешенном: между допуском к следующему экзамену и словами из песни «... прощай труба зовёт, солдаты — в поход»
Меньше стало и девчонок среди нас: наш класс на сегодня — десять пар. Тогда же, когда их парни ушли в армию, они как-то
сразу отошли в сторону. Ждали... И уже реже участвовали в наших... как сказать-то это? В «тусовках», современным языком, что ли?
Только вот Жэка была другой. Не из них. С характером. Своенравная она была... Сколько лет прошло, я, к сожалению, никогда таких не встречал потом больше.
... В тот день было нас тогда, в ту субботу, человек семь или восемь — не больше. Каждый воспринимал застывшую красоту так, как лежало у него к этому душа. Моя свербила своеобразно: послезавтра станет ясно с моим «Ва-банком»: я сдавал в МГУ на
факультет журналистики. Итак, если меня не будет в списке сдавших сочинение, то продолжением станет напевать: «а для тебя родная, есть почта полевая... «И не будет меня здесь тогда в ближайшие два года...
Теребило меня еще и другое: как же Женька, Жэка, Жэкочка похорошела за последний после школы год.
... Мы были знакомы всё то время, что существовал наш класс. Я сидел за партой сразу за ней и ерундил с ней по — разному. Ну, вот, скажем, посередине урока мог (фантазия такая пришла) двумя пальцами ей по бокам ткнуть. Она ахнет, училка на нас посмотрит грозно, а мы уже — носы в тетрадки. Или за косу дёрну. А ещё мне удавалось слова рифмовать. Я их согласовывал с именем
«Жэка», перебрасывал через её плечо, на её парту. И только по тому, как её плечо потом подрагивало, понимал, что ей это было приятно. Но это только на уроках. На переменах мы были совершенно друг к друг не относящиеся. Совершенно, т о есть, как будто ничего нас друг к другу не тянуло. Не было между нами ничего. И после уроков тоже, хотя часто бывали вместе в общих компаниях... Ну вот не принято было тогда свои чувства напоказ выставлять!
Сейчас, вспоминая, понимаю, что нас тянуло друг к другу. Но мы оба почему-то этого боялись. До такой степени, что я стал «клеиться» к другой девчонке из класса, а Жэка — к другому парню...
Но однажды, это на короткий момент проявилось. Уже после школы. Через год. Случилось