Ночка

вместо ответа плотно прижимал ее к себе. Перебирая складки Ночкиного бутона, он расспрашивал её, и она застенчиво разъясняла: — Это малые, они прячутся в больших, как такие лепесточки у цветов, знаешь? А под ними — то самое... парадный вход. А тут... ааа! тут если трогать — просто кры-ыша съезжа-а-а-а-ает!... Ооооу!

Голос её дрожал от головокружительного бесстыдства ситуации; Ночка танцевала в воде от возбуждения и казалась Дане русалкой.

Тогда же они и поцеловались. Первый в Даниной жизни поцелуй был долгим, обволакивающим и тёрпким от морской соли. Близость лиц и дыханий оглушила его; упоенный Даня открыл, что губы умеют говорить без слов, и восторженно признавался Ночкиным губам в любви.

Бессловесное понимание и слияние оглушало, топило в единой сверкающей радости. Нарастая, оно требовало крика, визга, — и скоро Даня с Ночкой кусались губами и визжали, выпуская пары экстаза; в ход пошли языки — вначале они вылизали соленые лица, а затем забрались в рты и связались там, сплавились в единый пульсирующий комок.

Именно тогда рука Дани, шарящая по мокрому телу, забралась в складки бутона, липкого и горячего, и Ночка захрипела, забилась бедрами в воде, впившись Дане в рот, как пиявка. Искры фосфоресцирующего моря устроили настоящий фейерверк — приветствие первому оргазму ночной богини, слаще которого она не знала ничего...

Расстались они под самый рассвет. — Меня убьют дома. Впрочем, не убьют: скажу, что уснула на берегу. Я ведь и в самом деле будто уснула... А? Ведь нам снится все это? Не бывает наяву так хорошо, дружочек мой, родной мой, ааа...

Даня хотел протянуть время, чтобы рассвет осветил его невидимую Ночку — но она сказала: — Пора. До свиданья, дух. До следующей полуночи. Если буду жива.

Впилась ему в губы, прижалась грудями — и поплыла прочь. Даня молча стоял на дне, потом медленно поплыл ей вслед, не смея окликнуть.

Рассвело только, когда он подплыл к городу. С чувством неслыханной, щекочущей усталости добрел он к своему домику в турбазе, упал в кровать — ...и провалился в черноту сна без снов.

Так было и третьей, и четвертой ночью: они томили и мучили друг друга безудержными ласками, не знавшими исхода и пределов. Даня обмазывал Ночку глиной, а она его, и они терлись друг об друга, покрытые скользящей, обволакивающей массой; Даня мял Ночкины груди в глине, и Ночка тихо выла в экстазе...

В пятую ночь наконец случилось Это.

Все произошло внезапно, почти случайно: Ночка обхватила, как обезьянка, ногами Даню, который держал её, стоя в воде — так она делала и раньше, и Даня кружил ее, как на карусели... но сейчас она прижалась плотнее, Даня сделал непроизвольное движение пахом — и скользнул вдруг в мягкую, мыльную глубину. Ночка вскрикнула, глотнула воздух — «ыыыххх» — больно сжала Дане шею, но не отстранилась; Даня чувствовал, как окунается все глубже в плотное, горячее, обволакивающее — осознал, что произошло, и... набросился на Ночку с ласками, бурными, исступленными, исходя в них, как в истерике.

Она только шептала, задыхаясь и забирая воздух между поцелуями, будто 

---

Эротическая сказка, Традиционно, Романтика

---

Вернуться назад