надсадней — пока наконец не прогнулась, как умирающая, и не оторвалась от губ Хулио, глядя на него диким, потемневшим взглядом.
Груди и плечи ее ходили ходуном: она хватала воздух и тонула в собственном хрипе. Две пары рук крепко держали ее за бедра, за грудь и за гениталии, брызжущие белой пеной.
— Ааааооо... — выдохнула она наконец, обмякнув, как резина. Ноги не слушались ее.
— Иди сюда... Кончила? Еще не то будет... Иди сюда... — хрипел Хулио, подтягивая Лючию к себе на диван. — Иди, детка! — не выдержав, он звучно шлепнул ее по заднице. Тонио подталкивал ее сзади, продолжая хлюпать в ее складках.
— Оооууу... Я... на секунду выйти, — бормотала Лючия, с трудом шевеля губами. — Я... только на секунду... Мне... надо... — Куда это ты? — Я... ну... мне надо. В уборную. — Ах, посцать?! — ухмыльнулся Хулио. — Так и скажи! Давай в темпе... а сумка зачем тебе? — Ну... — Лючия умоляюще посмотрела на него, и Тонио сказал Хулио: — А женские всякие дела? Столько девок отпендюрил — и такие вопросы задаешь, ты!... Не бойся, голышом не сбежит! — Прокладочки-мазилочки? А, ну-ну! — они с Тонио загоготали. — Давай только поскорей, крошка, а то твои мальчики лопнут, пока ты писюнькаешь, моя сисястая!
Лючия, красная, как рак, прошла к дверям, натыкаясь на мебель — и исчезла за дверью.
— Ай да сучка! Аж поплохело. — Хулио и Тонио лихорадочно скидывали с себя тряпки. — Ого! Не убей ее таким бревном! Лопнет девочка, кишочки выпустит — что будем делать? — На себя посмотри, ты!... — Войдет девочка обратно — удивится... — Благодарить будет! Видал, как у нее дым из ушей?.. — Где ж она застряла, мать ее в рот? Я лопну!.. — Что-то долго она... По-большому ее пробило, что ли?
Вдруг из-за дверей послышался грохот...
Брямммц!..
Затем еще: дзынннь! Дзянннь! И еще — брямммц!... — и снова, и еще, и еще...
«Мальчики» переглянулись — и рванули к двери, размахивая каменными хуями:
— Эй! Лючия! Ты где? Лючия!..
В туалете ее не было. «Мальчики» выскочили в гостиную... и застыли, как вкопанные.
Вся гостиная, сколько хватало глаз, была изрисована красной краской из баллончика. На стенах, обтянутых бесценными гобеленами, красовались фразы, самой приличной из которых была «Хулио и Тонио — хуи ходячие». Старинный паркет был залит лужами эмульсионки, в которых плавали осколки дрезденских сервизов XVIII века, китайских ваз и коллекционного хрусталя. Огромное зеркало было украшено четырьмя трещинами и красным улыбающимся хуем.
— Ыхххы... — из глотки Хулио рвался нечленораздельный хрип. — Ыыыхххыы...
Входная дверь была раскрыта. Хулио кинул на нее мутный взгляд — и ринулся вдогонку...
— Эй! Швейцара ненароком прибьешь своим дрыном!
Тонио ухмылялся. Несмотря на шок, его чрезвычайно радовало то, что все это произошло в квартире Хулио, а не в его собственной. Голый Хулио застыл в дверях: — Швейцар... Он не выпустит... Надо останов... — и осекся: из окна послышался звук отъезжающей машины.
— С чего это не выпустит? Выпустит, как и всех прежних выпускал. Откуда ему знать, что... — Но она же гол... Твоююю мааать! У нее что, в