Май-Сентябрь. Часть 1: Гроза

Нужно, чтоб калории в теле... для тепла, понимаешь? — говорил Неплюев, смягчая тон. Надя плакала. — Прости меня, Надь, — вдруг сказал он.

Надя распахнула на него мокрые глаза.

— Прости... за все, ладно? И сейчас, и раньше все... ладно? — скороговоркой говорил Неплюев. — Прости, и... давай скорей. Ешь, пока сухо, и пока есть время закопать.

— Что закопать?

— Я все расскажу. Только давай быстро и... ешь. Пожалуйста!

Надя достала бутерброды и, давясь, стала запихивать их в себя. Ветер крепчал, фанера трепыхалась, как белье на веревке, и с неба било громом — все ближе и чаще, и гуще, будто гигантский трактор, урча, наезжал на них, чтобы раздавить в лепешку. Пальцы сводило от холода.

— Так... все! Глотни из термоса. Еще... Все! Все! Суй обратно. Все! Давай портфель.

Он вышел с Надиным портфелем из хижины. Надя выбежала за ним. Ветер сбил ее с ног, и она, ойкнув, вцепилась в фанерную стену, которая, не выдержав двойного напора, рухнула, утянув за собой крышу и другие стены.

Надя завизжала, Неплюев вовремя успел оттащить ее за руку. Хижина сложилась, как карточный домик, и только торчали черные бревна опор, целясь в небо.

— Что я наделала! — пищала Надя.

— Тихо! — снова орал Неплюев, пытаясь перекричать ее и грозу. — За мной!

Он потащил ее сквозь ветер к каменному отвесу, нависшему над их пятачком. — Там выемка, я помню... Слушай, давай фанеру! Хватай! Тащи! Давай!

— Зачем? — крикнула Надя, покорно хватая грязный лист.

— Накроем портфель и одежду. В выемку, и сверху фанеру...

— Одежду?

— Да. Надо раздеться.

— Как раздеться?

— Вот так. Совсем. Некогда стесняться, Надь. Сейчас разденемся, а потом нам понадобится сухая одежда. Так делают, ясно?

— Я не могу! — кричала она, таща с ним кипу фанеры. — Я замерзну! Я уже замерзла! И вообще!

— Никаких «не могу»! Я тут главный! Я...

Его перебил удар грома, такой оглушительный, что визжащая Надя бросила фанеру и метнулась прямо к пропасти. Неплюев еле успел поймать ее за капюшон.

— Куда? Дуррра! Дебилка! — орал он, глядя на перекошенное Надино лицо. — Прости... Это я дурак...

— Я... грозы боюсь... очень...

— К черту! Пусть она нас боится!

Упали первые тяжелые капли дождя.

— Давай бегом... вон туда... сейчас тут такой потоп будет, что... вот, давай сюда портфель... теперь раздевайся. Раздевайся, я сказал!

— Не могу!

— РРРАЗДЕВАЙСЯ!!!

Неплюев стал рвать с нее куртку, потом свитер, джинсы, а Надя сопротивлялась, как зверюга, царапая ему лицо и руки. Молнии освещали их поединок, выхватывая из сгустившегося морока оскаленные зубы Нади и растрепанную гулю волос, сбившуюся набок. Надя вдруг зашлась визгом, и Неплюев отскочил.

— Дура! Дура набитая! Хер с тобой! Мокни! Замерзай! — орал он, стаскивая с себя тряпки. Дождь уже лил вовсю, и он торопился, как псих, и таки успел закатать одежду в портфель, упрятанный в выемке, и завалить все фанерой, почти не думая о том, что он голый, и Надя видит его яйца, — когда небо над ними раскололось голубой трещиной, грохнувшей и сверху, и снизу,