Сделка

притянул ее к себе и чмокнул в губы. Легонько, без язычка. Она так перепугалась, что пыталась вырываться. — Не бойся. Моя слюна ядовита только по пятницам, а сегодня суббота.

— Вот чего вы не целовали меня вчера...

— Вчера было вчера.

Я помог ей раздеться. На ней было синее пальто, небесно-голубой платок на шее, в ушах — огромные кольца, на ногах — кружевные чулки и туфли на огромных шпильках. Морда была намазюкана синим, как у оперной примадонны. Под пальто оказалась черная кожаная туника а ля «подружка металлиста».

Да-а, постаралась девочка.

— Обалденный прикид. Даже чересчур. Как и договаривались, — сказал я, потянув тунику.

— Ээээ! — дернулась она.

— Что «эээ»? Ты, кажется, забыла, что я тебя на сегодня купил, и ты — моя собственность? А? — чеканил я, стащив с нее чулки с трусами. Сплошные кружева, блин. — Ты считаешь, что сегодня у тебя есть право быть одетой? Подними... Теперь другую... — я освободил ее ножки от мотка кружев.

Ножки были бархатными и холодными, как ледышки, и жестоко, изматывающе красивыми, почти до слез.

Я подержал в руке маленькую ступню. Потом провел пальцами к бедру и бутончику, скрытому под краем туники, зацепил его и выбрался на живот под черной лайкой...

На пальцах остался липкий след. Ага!..

Бобик дрожала.

— Ты бархатная и зверски приятная на ощупь, — сказал я, запустив под тунику другую руку. — Приятней любого котенка. Любого махера или шелка, — говорил я, щупая ей бедра и ягодицы.

Я общупал их спереди и сзади, подминая пальцами нежную плоть, потом бесцеремонно залез в задницу, натянул половинки в разные стороны и сжал их, как тугие плодики.

Она громко пыхтела, вытаращив перемазанные синькой глаза. Два огромных янтаря в синей оправе...

— А теперь, — сказал я, убрав с нее руки, — а теперь ты снимешь все, что на тебе осталось, а я полюбуюсь, как ты это делаешь.

Я отошел. Она застыла, затем нервно улыбнулась, зажмурилась и потянула с себя тунику. Черный край медленно пополз кверху.

Это было, как в боевиках, когда на бомбе идет обратный отсчет — четыре, три, два, один... Выглянул мысок, показались лиловые лепестки и вся пизда, волосатая, почти совсем взрослая, и над ней — плантация черных зарослей до пупка.

Я представил, что чувствует она, и облился внутри сладким холодом, глядя, как оголяются ее бедра, плавные, почти без углов, чуть узковатые — но она ведь еще девочка...

Под туникой была черная кружевная маечка и такой же лифчик.

— У тебя очень красивое белье. Я оценил, — сказал я. — А теперь — давай его с глаз долой. Не думай, что и как, просто снимай и все.

С майкой и лифчиком она возилась, наверно, минут пять, и я чуть не лопнул от мурашек, бегающих по мне, как по африканским джунглям, пока она не справилась с бретельками и не осталась совсем голой.

— Ну, вот мы и приняли приличный вид, — сказал я, подходя к ней.

— И... и как вам?... — хрипло спросила она.

— Ну ты и наглый, Бобик! Тебе мало вчерашних комплиментов? — говорил я,