закусочку. Час, два обмываем покупку, ноги затекли. Захотелось встать, размяться, потанцевать, а женщины:
— Рано плясать, давай ещё анекдот!
— Ладно, слушайте сорок первый анекдот из жизни евреев.
Расселся поудобней, ноги под столом вытянул, как-то вскользь по ножке хозяйки задел.
— Извиняюсь, — говорю.
Виолета продолжает смеяться, как бы не замечая. Сидим минут двадцать, я уже выдыхаться начал:
— Виолеточка, поставь, пожалуйста, чайку.
Какое же было мое удивление, когда она ушла, а ножка, к которой я прижимался, поглаживая тыльной стороной ступни, осталась. Уловив моё секундное замешательство, Татьяна Ильинична сказала:
— Уже поздно, надо собираться домой, молодой человек проводите даму.
— Конечно, мама, не беспокойтесь. Может, чайку попьёте и пойдёте? — отозвалась с кухни Виолета.
Был тёплый осенний вечер, уличные фонари освещали аллеи, листва мешалась под ногами. Зная, что моя спутница автомобилист-любитель, я выбрал беспроигрышную тему, где бывший студент с достоинством профессора рассказывал последние новости из жизни моторов, автомобилей и фирм их производящих. Женщина была поражена познаниями, а я — своей памятью. Не далее, как сегодня утром, ждал грузчиков, которые должны были привезти шкаф, и от скуки пролистал свежий номер «Авто РЕВЮ». Незаметно мы оказались у дверей квартиры моей бывшей проректорши по воспитательной работе.
— Зайдёшь, или надо бежать к молодой девушке, чай пить.
— Спасибо, от кофе с бальзамом не откажусь.
— Что ты ещё обо мне знаешь, что она успела рассказать?
— Единственное, что она мне сказала: вы любите в одиночестве слушать музыку Фаусто Паппети.
— Пошли, чашечкой кофе тебя угощу, и надо менять привычки.
Когда погрузился в мягкое кожаное кресло, а гостеприимная хозяйка включила музыку и ушла на кухню варить кофе, я понял, что начинаю выздоравливать и жениться ещё рано. Минут пять слушал музыку и наслаждался душевным покоем, пока в дверях не появилась Татьяна Ильинична с подносом.
— Секундочку, сейчас помогу, — быстрой походкой и хищным взглядом я перехватил поднос с кофе и поставил на журнальный столик.
— Не надо, я боюсь!
«Поздно, легче остановить груженый локомотив», — пронеслось в мозгу.
Нежно обняв женщину за плечи, я резко повалил её на кожаный деван, который стал единственным свидетелем разврата...
— Себя ненавижу, как с мужем развелась, у меня по-настоящему ни с кем не было, а так — впервые. Одно скажу, спасибо тебе, теперь и умирать не страшно.
— Тебе, Таня, рано умирать, живи, люби, наслаждайся жизнью, — первый раз назвал я её просто по имени.
Она заплакала и уткнулась мне в плечо. Отпив уже холодный кофе, я не спеша делал то, что доставляло нам обоим удовлетворение. Проректор по воспитательной работе в перерывах сообщала, что сходит с ума. Потом, рыдая, просила:
— Ещё! Ещё!
Я как честный человек к Виолете больше не вернулся. К Татьяне Ильиничне же заглядывал раз шесть, на «огонёк».
И всегда удовлетворёно для себя отмечал: молодость превращается в зрелость, а красота, забальзамированная французскими духами, переходит в «особое состояние», как наркотик, — вечно искушая соблазном.
В разносе
Я, словно маховик, который раскачали, не мог остановиться и продолжал пополнять «коллекцию». Новые приключения липли ко мне,