будто окаменев, — как я полагаю, чтобы не разбудить ее маму.
Я нежно ласкал ее пещерку, — не дотягиваясь до губок, за исключением маленького сладкого сочленения наверху. Она все время сжимала бедра, но я мягкими, плавными движениями продвигался вперед. Пальцами я провел по ее лицу, по губам. Затем ее ноги чуть раздвинулись, дав возможность моему пальцу проникнуть в обнаруженную мной теплую и влажную сокровищницу. Дважды она качнула головой, но я поднес ее рот к своему, и коснулся буквально кончиком языка. Как чудесно все это было, — в тишине, — в кажущейся тайне!
Я чуть больше приподнял ее бедра. Она неохотно уступила. Сначала я погладил ее живот и кудряшки ее киски, затем поднес ее руку к своему вздыбленному органу. Она начала нежно поглаживать его, пока я дразнил рукой ее пещерку, мой язык проник глубоко в ее рот. Затем я медленно перевернул ее на бедро лицом к себе и почувствовал, как она задыхается.
— Нельзя! — мягко прошептала она мне на ухо.
Устное предостережение предназначалось мне. Она не знала этого, но Эвелин чувствовала все, что происходило. Мельчайшие движения кровати, шевеление рук говорили обо всем. Затем она повернулась, взяла Мод за плечи и снова перевернула ее на спину.
— Ма-ма?! — вскрикнула юная героиня пьесы.
— Теперь возьми ее, дорогой, и поимей... Сделай ей хорошо, — было сказано мне, и пока Мод пыталась подтянуть и сомкнуть ноги, Эвелин сбросила одеяло и задрала ночную рубашку своей дочери до талии. О, божественность обнаженного живота, бедер, темного кустика и поблескивающих, шелковистых бедер!
— Распахни их, Мод! — рявкнула Эвелин, все время прижимая ее за плечи.
— Нет, мама, я не хочу! Останови его! О, пожалуйста!
— Морис, ложись на нее, ради Бога. Раздвинь ей ноги, любовь моя, и войди в нее.
— Ооооуууу... ааа! — донеслось от Мод, когда я раздвинул ее стройные ноги и, несмотря на ее изгибания и дергания, прижал своего скакуна к ее пышному гнездышку, чувствуя, как ее кудряшки щекочут меня, и нашел им ее губки. Боже мой, как она боролась! Простыня под нами была смята, кровать скомкана, одеяла упали на пол.
— Мод! Прекрати, плохая девчонка! — зашипела на нее моя жена.
— Мама, я... Я не... Нееет! О-о-ооо! Он входит в меня!
Ее тело встало на дыбы. Мне пришлось прижать ее, навалившись на нее всем своим весом, обхватить ее теплую, гладкую попку и медленно продвигать свой член вглубь ее гнездышка, пока она пищала и бессвязно бормотала, стонала и вертела головой из стороны в сторону. Толчок моих бедер — всего один долгий, сильный выпад — и мой меч оказался в ее ножнах, ее живот под моим, волосы моей любовной рощицы переплелись с ее собственными.
— Я вошел в нее, Эвелин! — ахнул я.
— Мама! Пожалуйста! О, нееет!!!
Я прижал ее к себе, полностью погрузив свой стержень в этот жаркий пористый канал и осыпая поцелуями ее лицо и шею. Моя любовь села, поджав под себя ноги, и смотрела на лицо дочери.