Академия Дримондера: Кое-что о вампирах

загадочной лаборатории Дель Кассидиуса и собирая по крупицам информацию о её местонахождении, чтобы в конце концов создать алгоритм поисков, по которому они с Дженни и Самантой пытались обнаружить затерянную в скомканном времени и пространстве, таящемся за магическим Барьером, легендарную лабораторию. И хотя почти год поисков так и не приблизил их к долгожданной находке, юная волшебница Старшего Аркана не сильно сожалела о пропущенных летних месяцах год назад, собираясь наверстать их на этот раз.

Элия даже и представить себе не могла, как сдержанно её встретят дома. Многочисленные братья и сёстры, дядья и тёти здоровались с ней как-то прохладно, излишне официозно, без особого энтузиазма соглашались проводить с ней время. Конечно, мать и отец встретили Элию тепло и радушно, но даже в их ласках чувствовалась некая растерянность, неуверенность... неправильность. Для эльфов родители значили совсем не то же самое, что для людей, и между ними никогда не возникало таких же трогательных крепких уз... но всё же даже по эльфийским меркам такой приём был очень странным и недружественным.

А настоящая буря разразилась на празднике Каэссе Каллиана, отмечаемого в 26-й день Месяца Летнего зноя по календарю людей. Элия уже не помнила, по какому поводу она вспылила — наверняка это была какая-то мелочь. Но за эту мелочь на её ополчилась одна из Великих Матерей рода Тинтаари, старая Танталасса. Слова матриарха до сих пор отзывались болью в душе Элии:

«... Да как ты только посмела?! Ты, блудное семя, человеческий подкидыш?

— Я?! — От нанесённого оскорбления Элия на несколько секунд лишилась дара речи. Разгневанная Танталасса продолжала:

— Да, ты! Бросившая родной очаг ради человеческого пристанища, назвавшая этих обезьян своими братьями, разделившая с ними хлеб и воду!...

— Великая мать... — один из Верховных мужей, такой же старец в годах, попытался унять резкую на язык женщину, обняв её и поглаживая плечи — принятый у эльфов жест, призывающий к миру. Но вошедшая в раж Танталасса вырвалась из его объятий и продолжила осыпать Элию проклятиями и оскорблениями.

— Как смеешь ты звать меня человеком, когда я с рождения часть древа Тинтаари? — с холодной яростью ответила волшебница. — Как смеешь ты отвергать яблоко, которое взросло на его ветвях?

— На его ветвях?! — взвизгнула Танталасса. — Ты — незрелый плод, упавший наземь и источенный червём! Твоё место не у этого священного очага! Я лишаю тебя имени Тинтаари!...»

И прежде, чем успели унять старую Великую Мать, верно, выжившую из ума, раз она посмела испортить Каэссе Каллиана таким страшным проклятием, как лишение имени, прежде, чем сход Великих Матерей обжаловал решение Танталассы, прежде, чем кто-либо остановил Элию, она умчалась в свою комнату, схватила дорожную сумку, с которой месяц назад налегке отправилась в долгий путь к родному очагу, и моментально телепортировалась оттуда так далеко, как только позволили её силы. И, оказавшись в лунную ночь Каэссе Каллиана посреди заливных лугов в долине Лаговьи, уже за пределами эльфийской территории, она рыдала, каталась по земле, выла и