Снежка ужинала с ним голышом. Она просто не сказала, как в прошлый раз — «только я зайду в ванную...» — и Игорь провел ее, сисястую, розовую после игры, на кухню.
Она смеялась его шуткам, и сиськи вздрагивали в такт смеху, кивая Игорю пунцовыми носами. «Мы просто ужинаем, — думал тот, — беседуем, как ни в чем ни бывало, и ни полсловом не обмолвимся о том, что...»
— За Шуберта, — Игорь подлил в Снежкин бокал.
— Ну что вы, я много не буду, — сказала Снежка и отпила сразу половину. Вино было дорогим и дьявольски вкусным. «Мой союзник» — думал Игорь, глядя на алые огоньки свечи, пляшущие в бокале...
— Ааай! — бокал вздрогнул и опрокинулся прямо на сиську, заблестевшую, как абажур. — Какая же я неловкая!
— Ну что ты, — галантно возразил Игорь. — Это самые ловкие ручки, которые я видел в своей нелегкой жизни. Просто они немного устали после концерта.
Он взял салфетку...
Возникла неловкая пауза, которая длилась долю секунды, не дольше.
Игорь мог лично заняться обтиранием Снежкиной сиськи, но по искорке, мелькнувшей в ее глазах, он понял — «рано» — и протянул ей салфетку.
Снежка вспыхнула, улыбнулась и стала промокать мокрый сосок. Игорь хотел что-то сказать об этом, но снова сдержался.
— Расскажи мне про Шопена, — сказал он. — Что такого случилось в его жизни, что он писал музыку, от которой хочется выть волком на луну?
Пунцовая Снежка благодарно посмотрела на него и принялась рассказывать про несчастную любовь Шопена и Жорж Санд, в десятый раз обтирая давно уже сухую сиську.
Крепость пала на семьмой вечер.
За пару дней до того наконец устаканилась весенняя погода. Зелень поперла, как бешеная, коты и птицы надрывали глотки, воздух сделался щекотным, как мятный кальян.
В тот вечер Снежка пришла к Игорю особенная — взбудораженная, глазастая, набухшая весной изнутри. Уже то, как она пронесла свое тело к роялю, говорило о многом, хоть она ничего такого не делала, а Игорь ничего такого не думал. Просто ее грудь, бедра и все тело светились особым током, усиленным музыкой.
Как на грех, в последнее время Снежка повадилась играть Шопена, надрывного и чувственного, как погода за окном. Игорь никогда не думал, что классика может так царапать нервы. Снежка отдавалась музыке душой и телом, сливалась с роялем в единый гнущийся, дышащий, пульсирующий организм. «Она трахается с ним», — думал Игорь, глядя на ее приоткрытый рот, — «а я ревную...» Забавно, но он не мог представить ее за роялем в одежде.
Закончив оглушительно-страстным форте, Снежка вскочила и подбежала к раскрытому окну.
Солнце как раз думало, стоит ли садиться за соседнюю многоэтажку, и между делом залило комнату призрачным золотом, в котором плавали, как во сне, шкафы, кресла и стены. Сверкающий поток из окна мгновенно вызолотил Снежкино тело, сделав кричаще бесстыдными соски и киску с блестящей капелькой сока на лепестках.
Игорь не аплодировал, как обычно. «Браво» застряло у него в глотке. Голая, упругая Снежка стрельнула в него своими снежинками, которые из голубых стали золотыми. Ее масляный