Дорога заняла целый день, и экипаж Аглаи подкатил к воротам усадьбы уже в кромешной темноте. И что это была за дорога! Привыкшую к ровной брусчатке городских проспектов, Аглаю уже мутило от сменяющихся чередой то безумно медленных тряских лесных тропинок, то ухабистых пыльных просторов полей. Отдельная история про коварную, оказавшуюся бездонной лужу, про невинное с виду болотце, атаковавшее путников армией безжалостных комаров. Аглая устала. Аглая хотела смыть, содрать с себя впитавшуюся в нежную кожу пыль, вычесать из растрепавшейся прически песок и сосновые иглы, искупаться в горячей воде и нестерпимо желала свежее платье, и теплое одеяло, и мягкую подушку. Кой черт понес ее в это, пропади оно пропадом, доставшееся по наследству старое имение!
С такими мыслями мрачная девица откинулась на подушки ставшего за долгие часы неудобным сидения и с долей тревоги вслушивалась в короткие реплики, коими обменивались кучер да отворявший ворота сонный мужик. Привратник, дворецкий? Управляющий? Ждут ли их? Все ли готово к ее приезду? Была мысль, что взору откроется заброшенное, похожее на кладбище, запущенное хозяйство. Собственно, мысль эта так и осталась беспокойно зудящей занозой в ее сознании, ибо фонарей по случаю приезда новой барыни зажигать не спешили. Как ни вглядывалась Аглая в запорошенное пылью стекло экипажа, кроме своего отражения — осунувшегося и взволнованного — в черноте летней ночи ничего разглядеть не могла. Цокот копыт по камням, девушку мотнуло в сторону, еще раз — дорога петляла среди невидимых насаждений. «Все повырублю... « — с этой мстительной мыслью Аглая распахнула дверцу повозки.
— С прибытием! Заждались вас, барыня. — Степенный благообразный мужчина, стоящий на нижней ступеньке широкого каменного крыльца, держал в руке фонарь, свет которого показался Аглае нестерпимо ярким. Зажмурившаяся, она не сразу разглядела за спиной управляющего (а это был, без сомнений, Фрол Лукьяныч) смирную девку. А по осеннему холодный ночной ветер уже заставил ее зябко ежиться в открытом легком платье, и лишь по невнятным, незнакомым ей звукам деревенской жизни — взлаивали собаки, замычала корова, шорох дальних шагов, Аглая поняла, что жизнь в имении если не бьет ключом, то уж во всяком случае теплится. И это ее заметно приободрило. — Все потом, Аглая Матвевна, все завтра, дела-заботы подождут, а вы располагайтесь, отдыхайте с дороги, ни о чем не извольте волноваться да беспокоиться. Дашка вас и проводит, и все обскажет, и поможет... — из-за спины мужчины выступила, чинно опустив взгляд, невысокая, на голову ниже Аглаи, деревенская девка. Чистый сарафан поверх вышитой рубахи, простая обувка, голова покрыта платком — ничто от внимательного взгляда не укрылось.
— Что ж... — Аглая и не рвалась сегодня осматривать поместье. До завтра оно никуда не денется. Беглым взглядом окинула темнеющую громаду дома. Кое-где светлячками светились в окнах огни, вкусно пахло едой, и внезапно Аглая ощутила себя дома. Где-то далеко, словно в прошлой жизни, остался звенящий разноцветными искрами суматошный город, девица кивнула управляющему светловолосой головой — Значит завтра, Фрол Лукьяныч. — И, подхватив подол пышной