Олино Лето. Часть 2: Самая красивая женщина

секса между двумя разными, но такими потрясающе красивыми женщинами.

Но!

Поймав руку тёти, моя воздыханная смуглая красавица, отстранилась и замотала головой, запрещая себя раздевать полностью. Людмила же пожала плечами, открыла стиралку и отправила мокрую одежду следом за трусиками. Хлопнула дверцей. Поднявшись во весь свой немалый рост, кивнула Марьяне в сторону гостиной, «мол, выходи». Развернулась и встала в ванную, о чудо, резко зашторила за собой прозрачную занавеску с изображением падающих фруктов. Я тогда внезапно подумала, что как это можно стирать зелёное и синее вместе.

А потом... А потом Марьяна, совершенно не стесняясь своей наготы направилась ко мне в гостиную, на ходу поправляя волосы. Я резко отстранилась от края двери и невольно запаниковала.

Я поправила платье и отошла в сторону, делая вид будто бы заинтересовалась фотографиями на высоком комоде... И вскоре мне действительно стало интересно.

Черно-белые и редкие цветные фотокарточки в небольших деревянных рамках, на которых моя тётя в незнакомой мне форме, в основном на фоне пустыни и необычных машин, в окружении преимущественно военных мужчин с суровыми сирийскими лицами. Некоторые стояли с флагами, изображающих месяц и странную вязь букв. Были и редкие европейцы на фоне транспарантов с глобусом в лавровых венках. На одной из редких цветных фото, очень симпатичный, высокий и жилистый мужчина в форме, явно иранец или сириец, обнимал мою тётю за талию. Та в шикарном обтягивающем голубом вечернем платье, которое идеально подходило к её длинным тёмно-рыжим волосам. Она держит его за руку. Люда выглядит счастливой и лучезарно улыбается в камеру. На заднем плане какой-то дорогой, зарубежный (как это было тогда необычно, словно на другой планете) ресторан. Она явно моложе там, стройнее и очень красива.

— Тук-тук!? — приятным голосом спросила по-английски звездочка Востока, выглянув из-за двери. — Можно?

— Конечно! — я повернулась, держа свои руки калачом на груди, пытаясь хоть как-то скрыть неприлично налитые соски.

— Я раздета... — Марьяна неловко махнула рукой назад по направлению в ванную — Намокла... — она подбирала слово — Душ, включать.

— ... — так и не найдя в своём английском лексиконе нужного ответа, я пожала плечами и повернулась обратно к фотографиям в рамках, которыми была уставлена столешница комода. Я изо всех сил старалась не смотреть, как вошла в душную гостиную ослепительная нагота в белых кружевных стрингах. Моё сердце в груди забилось так сильно и стремительно, как будто бы собралось выпорхнуть наружу и разбиться вдребезги об Марьяну.

— Ох! Ну и жарко у тебя здесь! — дивная иностранка направилась прямиком к большим окнам. И остановилась около, как мне тогда показалось, большой белой батареи. Присев на корточки, она стала что-то с ней делать. В жаре, возбужденная и взмокшая, я неожиданно поймала себя на мысли, что понимаю настроение того юноши, который собирался «возлюбливать» мою тётю до потери сознания. Глядя на тонкие бретельки нижнего белья вокруг потрясающих ягодиц я была готова делать то же самое с Марьяной.

— Вот так... — моя воздыханная чем-то щелкнула на «батарее»