вообще никто не смотрел.
Общались мы, в основном на английском. Иногда женщины переходили на Фарси.
Сначала я стеснялась, потому что у меня никогда не было «живой» языковой практики, но видя, как не парится по произношению моя тётя, хотя и говорила она правильно, и на то, как делает ошибки в речи сама Марьяна, я раскрепостилась и вскоре щебетала, как синица. Обе женщины постоянно касались меня, привлекая к себе внимание. Мне это очень нравилось.
Гуляли мы до вечера. Я с интересом глядела по сторонам — на девушек, парней, мужчин и женщин, с удовольствием уплетала в парках мороженное, облизывая его так, что Марьяна иногда мне подмигивала, когда я в очередной слизывала текущее на жаре лакомство, случайно наблюдая за проходящим мимо симпатичным юношей, непроизвольно думая о его члене. Кажется, моя озабоченность тогда достигла апогея.
Я смущалась, но против воли продолжала заигрывать со знакомой Людмилы, тайком разглядывая обеих, когда была уверена, что они не видят моих явно похотливых взоров. От жары, которая постепенно спадала, я была разогрета снаружи теплом солнца, а изнутри желанием, которое накрывало меня волнами, от нестерпимо сильного до плавного томительного.
Вечером мы вернулись в центр, где, как я понимаю, гостила Марьяна. В двухэтажной квартире в сталинском доме на улице Пушкина.
Людмила по мнению отца была не только, «скорее всего чекисткой», но и совершенно точно «рожденной в лифте». Она патологически никогда и никуда не закрывала двери, чем откровенно раздражала моего папу во время своих редких визитов к нам в Ленинград.
Я присела, открыв свой чемодан, оставленный у входа в большую гостинную. На кухне всё еще шумела вода, Марьяна мыла посуду после вечернего салатика с вином. Я впервые пригубила домашний алкоголь и в теле стало приятно легко, а в голове глупо и шумно.
Мне очень нужен был душик, потому что я провела целый день на жаре в обществе двух красивых женщин, со всеми вытекающими интимными последствиями. Но еще сильнее я хотела избавится хотя бы от лифчика, потому уже все и так натерло и вообще, было не комфортно.
Футболки были на самом дне, так что я просто быстро скинула бретельки платья и наконец выпустила на волю своё небольшое сопревшее сокровище. Подумав, сняла и трусики. Аккуратно вытерла ими «хлюпик» между ног, бережно сложив, убрала белье в отдельную секцию, поправила платье, стараясь как-то придать груди пристойный вид. Закрыла чемодан.
Только собралась идти обратно, как вдруг, какое-то движение привлекло мой взгляд. Я остановилась и посмотрела из-за двери в отражение зеркала в коридоре. Людмила зашла в небольшую ванную, естественно, оставив дверь нараспашку. Оставаясь повернутой спиной ко входу она, расстегнула молнию сбоку на тугом платье и, поддев руками верхний край, потянула его вниз, невольно демонстрируя мне крепкую и сильную спину, а затем ниже... Внутри меня сразу стало жарко. Умом я понимала, что мой токсикоз дошёл уже до того, что меня возбуждает родная тётя и, честно, мне было стыдно и конфузливо, но