попробовал ухаживать за ней, но гордая адмиральская дочь только насмешливо строила ему свои голубые глазки и все его старания обращала в шутку. Едва он попытался напрямую объясниться с ней уже на втором курсе, как насмешница начала строить ему рожицы и, приложив свой маленький пальчик к кончику его носа, стала конючить:
— Ну, не надо, миленький. Ты еще не достиг той черты, чтобы называться мужем...
Такое несерьезное, как он считал, ее отношение к себе выводило его из равновесия. Обычно спокойный и уравновешенный, он тут же взрывался, называя ее легкомысленной девчонкой, отталкивал ее «материнскую» руку и обидчиво поджимал свои пухлые губы. Этот детский гнев смешил ее еще больше, и она, погладив его по головке, пыталась умерить его пыл. Так продолжалось до третьего курса, пока он не столкнулся в дверях квартиры Лахновских с высоким, широкоплечим парнем. Кавказского типа лицо, тонкие усики, агатовые с легким налетом влаги глаза были очень привлекательными. Мощная фигура парня, упакованная в модную «кожу», явно выигрывала по сравнению с худощавым курсантом с тремя «галочками» на рукаве. Было видно невооруженным глазом, что «Кацо», (так Николай про себя прозвал парня) относился к разряду «крутых». Большой золотой перстень на указательном пальце, массивная золотая цепь на толстой короткой шее, надменно-презрительный взгляд, который безразлично скользил по невзрачной фигуре курсанта, даже не удостаивая его своим вниманием, выводили из себя ревнивца. Курсант понимал, что по сравнению с таким видным кандидатом в женихи, нашпигованном «баксами», он явно проигрывает, а грузин всем своим видом показывал, что этот жалкий курсантишка для него вообще не конкурент. В завершение этого противостояния черный дорогущий «Мерс» кавказца окончательно добивал бедного курсанта, посылая его в полный нокаут. Николай, ненавидел соперника, видя, как тот вальяжно восседает за рулем своей «тачки» и надменно взирает на окружающий мир глазами подлинного хозяина жизни. Бывало, когда рядом с ним сидела Вика, он умышленно ехал на красный свет светофора, и если его останавливал мент, то «Кацо», не поднимая на того глаз, небрежно совал ему стодолларовую бумажку. Мент вытягивался, отдавал ему честь, и «Кацо», криво усмехнувшись, нажимал на газ. Такие удары по девичьей психике не проходили даром, и впечатлительная студентка чувствовала, что рядом с ней сидит настоящий «джигит», за спиной которого она будет, как за каменной стеной, Курсант, видя эту тягу любимой к богачу, наконец, понял, что при таком раскладе сил Викторию никогда ему не покорить и, очертя голову, ударился в свою науку. Только она не изменяла ему и отдавалась легко, с удовольствием раскрывая ему свои тайны.
Дни бежали один за другим, и наконец, настало время, когда его «галки» на рукаве превратились на плечах в лейтенантские погоны. Звездочки были маленькими и всего лишь две, но они от этого не были менее желанными. Он шел к ним целых пять лет, отчаянно «грызя» гранит науки и постигая таинство военно-морской службы. Это не пришло к нему само собой,